Это, конечно, будет очень дорого стоить, но мы знаем клиентов, на которых можно рассчитывать, у нас есть имена, целые списки таких лиц во всех странах Европы — мы не собираемся ориентироваться на кого попало. И в таких городах появится работа для людей вашего типа. Только уж, конечно, нужна будет машина другого класса, — он не без брезгливости ткнул пальцем в сиденье старенькой «ведетты», — и нужно знание английского языка. Но до тех пор вы сумеете заработать достаточно денег, чтобы купить подержанный «роллс-ройс».
Этот проект показался Гюставу любопытным. Теперь он уже не просто переводил, а принимал участие в переговорах, в обсуждениях.
— Нет, мистер Джонсон, — говорил он по-английски, — не позволяйте себя обманывать. Этот малый заломил слишком большую цену за свой участок. К тому же сорок гектаров вам будет мало, придется прикупать вокруг, а когда хозяева поймут, что эти участки вам необходимы, они вытрясут из вас душу.
И обращаясь к владельцу участка:
— Мой клиент просит передать, что купит лишь в том случае, если будет продаваться вся долина…
— Но она же не моя собственность!
— Есть у вас тут нотариус? Пошли к нотариусу.
И они шли. В большинстве случаев это оказывался захудалый письмоводитель в какой-нибудь деревеньке, продувная бестия, изъяснявшийся на колоритном местном диалекте: Гюстав вступал в переговоры, намекая на возможность крупной выгодной сделки. Подумайте сами: это же американец!
Джонсон внимательно слушал, пытаясь уловить смысл разговора. Он немного понимал по-французски и мог разобраться в том, что Гюстав работает на него, не пытается его обмануть, ведет себя лояльно. И, выйдя от нотариуса и сев в машину, он говорил:
— Э-э, молодой человек, да вы пройдоха. Можно подумать, что вы ворочали делами всю жизнь. Во всяком случае, у вас есть удивительное чутье, а этому не научишься.
Но Гюстав с самым невозмутимым видом принимался давать ему советы.
Спешить тут нельзя — нужно время. В этих местах быстро не договариваются. Сделают шаг вперед, потом отступят, выскажут предложение, отклонят встречное. Вечером, вернувшись на Французскую улицу, Гюстав рассказывал Лоранc о проведенном дне, и по его оживленному виду она понимала, какое удовольствие он от этого получает.
— В долине между Ла-Фу и Гримо есть как раз то, что нам нужно, — он бессознательно говорил «нам», — но крестьяне артачатся: они говорят, что это земли под виноградники. В общем-то они правы, во всяком случае, относительно части земель. А платить такую цену, какую они просят, за участок под аэродром просто немыслимо. Есть, правда, один участок на самом берегу, там галька и песок, но его невозможно расширить из-за дороги, а нам нужно минимум тысячу восемьсот метров для взлетных дорожек — ведь самолеты у Джонсона будут не обычные, не туристского класса!
— А как вы будете перебрасывать клиентов из Ла-Фу в Сен-Тропез?
— На машинах. А в некоторых случаях, когда аэродром будет слишком далеко от города, как тот единственный участок, который мы пока здесь нашли, будем пользоваться вертолетами, и садиться они будут прямо на крыши новых роскошный отелей. Кстати, — сказал он, — раз уж мы заговорили о машинах, ты выбрала время сходить к Валлоне?
— Да. Он еще не получил новых шин.
— Но я не могу больше ездить на этих, в один прекрасный день у меня будет авария. Он дал мне две старые шины. Пускай дает новые.
— Он же не возражает. Он ведь обещал тебе заменить их, когда продавал машину. Просто он говорит, что еще не получил новых.
— Надо будет мне заглянуть к нему завтра пораньше утром, когда я поеду в «Рюль» за Джонсоном.
— А ты вернешься к обеду? — робко осведомилась она.
— Конечно, нет! Завтра у нас свидание с префектом в Драгиньяне.
На следующий день он встал действительно рано. Накануне вечером она долго смотрела на него, а он, сраженный усталостью, тут же заснул, не дождавшись даже, когда она ляжет, так и не обняв ее.
— Боже! Я опаздываю! — воскликнул он, выскакивая из постели. — Скорее кофе!
Она засуетилась, стараясь нагнать упущенное время: накануне она поздно заснула, — сон бежал, гонимый желанием, которое Гюстав пробудил в ней в первые дни, и теперь оно вспыхивало, как только она ложилась с ним в большую постель. Он поспешно намыливал лицо, брился.
— Мне во что бы то ни стало надо заехать к Валлоне.
Он исчез, а она осталась одна. Впереди был целый день — бесцветный, нескончаемый, полный стольких дум, стольких мечтаний, такой тягостный от того, что Гюстава не было с ней. И сколько бы она ни урезонивала себя, говоря: «У всех женщин такая жизнь», — ей было ясно, что она согласилась принадлежать Гюставу, потому что влюбилась в него без памяти и хотела быть все время с ним.
Тем временем Гюстав подъехал к гаражу Валлоне. Двери оказались на запоре. «Право же, — подумал он, — люди в этих местах не слишком утруждают себя работой!»
— Эй, Валлоне!
На втором этаже распахнулось окно, показалась всклокоченная голова:
— Поднимись-ка сюда!
Гюстав обнаружил узенькую каменную лестницу и поднялся наверх. Толкнув незапертую дверь, он очутился в комнате, — окна в ней были закрыты, и ночные запахи не успели еще улетучиться. На столике стояла бутылка красного вина, на три четверти пустая, подле нее стакан.
— Ты что? Уже столько времени, а ты еще не открывал своей лавочки?
— И не открою. Присаживайся.
Гюстав присел на край постели, куда снова улегся Валлоне в пижаме сомнительной чистоты.
— Ты что, решил не работать?
— Да.
— А что такое?
Тот провел пальцами по растрепанным волосам, пригладил непокорные пряди.
— Обанкротился, — сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91