Разумеется, цветов он не принес, только мокрый зонтик, и я не знала, куда его поставить, потому что у меня самой нет зонтика.Как нечто само собой разумеющееся, он произнес:– Вот и я.Я сказала:– Н-н-да-а-н.Целоваться мы оба тем временем научились, но борода мешала.Лосьон для бритья я узнала сразу.Потом он сказал:– Мне надо бы позвонить.Войдя в комнату, где стоял телефон, произнес:– Вот, значит, как ты живешь.– Да, – сказала я, так вот, мол, я и живу, а он сказал:– Никогда не думал, что Альниньо может перевалить за тридцать, – он сказал это таким мягким голосом, что я сразу поняла, сегодня мне нельзя расслабляться. Надо быть начеку.Пока он звонил, я поставила разогреваться суп из перепелов и обваляла в муке форели.Он разговаривал минут пятнадцать, потом пришел ко мне на кухню.Он сказал:– Завтра нужно отдать машину в ремонт, а жена уже не может водить, она на последних месяцах беременности.Я подумала: «Хорошо, что он с этого начал. Лучше уж говорить о беременной жене за столом, чем потом, в постели». Я вспомнила о своей вчерашней клятве, но суп уже разогрелся, и не было никаких причин выставлять человека за дверь только потому, что он заговорил о беременной жене перед супом, когда это гораздо уместнее, чем в постели. Я сказала:– Прими мои поздравления.Он сказал:– Не стоит сразу же проявлять цинизм.Он выглядел усталым. Он сказал:– В прошлый раз были преждевременные роды.И я сказала:– Мне очень жаль.Наконец я надела туфли, и мы принялись за еду.Он сказал:– Ты ничего в этом не понимаешь.Я сказала:– Нет, откуда.– Ну не надо сразу обижаться, – сказал он. И добавил: – Просто пришло время завести семью.Я сказала:– Прошу тебя.Мне не понравился упавший голос, которым он это сказал. И сама фраза мне не понравилась.Потом, к счастью, мы заговорили о том, что университетам не хватает денег на финансирование астрономических исследований, и это очень печально, потому что все астрономические исследования в нашей стране тем самым замораживаются и очень быстро перемещаются в другие страны – по крайней мере, это не было чисто личное, мы говорили о состоянии земли и неба, весьма плачевном, непрозрачном, можно сказать, отвратительном, что сводило на нет все усилия по изучению звезд, хотя еще существовали вроде бы два места, где астрономией можно было заниматься: во всех остальных университетах астрофизику давно приходится довольствоваться мелочевкой, чтением лекций, разработкой базовых курсов, к звездам там даже не подойдешь – и я вспомнила, как много лет назад мы, сидя за совсем другим столом, обсуждали повышение цен на городской транспорт, мирное и вооруженное сопротивление властям – вопрос, который давно уже утратил для нас актуальность, – я просто видела перед собой клеенчатую скатерть, пять нарциссов, которые мы с Руди сорвали в парке и принесли с собой, и грустный стол с общим будущим, которого все мы настолько сильно боялись, что были даже готовы к вооруженной борьбе с этим самым будущим.Каждый играл чужую роль. Причем все – в разных фильмах.Я услышала, как он говорит: «У меня такое чувство, что большую часть жизни я проведу не с той женщиной и не в той постели».Я услышала голос, который в гостиничном номере рисовал мне другое будущее, будущее, в котором я шла с двухместной коляской в супермаркет купить по сниженной цене половину свиной туши в расчете на глубокую заморозку, множество пачек макарон, стирального порошка и пастеризованного молока; и вот что еще заставило меня содрогнуться – вскоре после этого разговора мне довелось попробовать скисшее пастеризованное молоко, которое стало отвратительно горьким на вкус; а потом я вспомнила и о третьем варианте будущего, прерванном хирургическим путем, а теперь, значит, у него был четвертый вариант: дом и беременная жена, потому что пришло время заводить семью.Мое собственное не казалось мне настолько отвратительным.Я сказала:– Надеюсь, суп вкусный?И он ответил:– Великолепный. Из чего он?Я сказала:– Это должен был быть суп из голубей, которые по ошибке оказались перепелами.И он то ли с ужасом, то ли с восторгом сказал:– Ничего себе, ты питаешься. У нас каждый день макароны. Макароны с томатным соусом, макароны с брокколи, пирог из макарон. Беременные женщины больше ничего не едят. От всего остального их мутит.Я сказала:– К чему такие подробности.Но упомянутое им множество разных видов макарон говорило об определенной установке в домашнем хозяйстве и напомнило мне галстук с маленькими зелеными слониками – мне показалось, они отлично сочетаются.Двойная жизнь стара как мир, подумала я, нарезала салат и положила форелей на сковородку.– Ты по-прежнему куришь, – сказал он.Я по-прежнему курила.– Это требует даже некоторой выдержки, – сказал он, – в наши дни.Тем временем мое возбуждение совершенно улеглось, и его место заняло разочарование.Просто удивительно, по-моему, сколь обыденные, будничные вещи обладают неисчерпаемой способностью нас разочаровывать. Даже если у тебя нет больше никаких иллюзий ни по какому поводу, и, значит, ты вроде бы застрахован от разочарований, все равно они тебя настигают постоянно – лично я думаю, это даже хорошо, что они снова и снова тебя настигают, потому что человек должен идти вперед, а когда человек идет вперед, разумеется, что-то его неизбежно разочаровывает – но ведь нельзя же перестать двигаться вперед, и только сидеть на месте или лежать, чтобы избежать разочарований; так вот и живем.При этой мысли я почувстовала себя совершенно в своей тарелке, но, наверное, это была в большей степени заслуга «Грюнер Вельтлинер», а не самой мысли.По крайней мере, тефлоновая сковорода меня не разочаровала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26