— Примерно.
— Ну, так я тебе точно скажу, а не примерно. Если сейчас мы погорим — ой, плохо мне будет, Димка… Ты-то поскулишь малость и снова за что-нибудь возьмешься, а я — не знаю… Как бы снова, как после той посадки, мне хребет не переломило…
— Зря ты так.
— Зря, конечно, — согласился Ольф, — а что делать… Не думать об этом не могу. Вот как-то собрал я воедино все свои грешки в работе — скверная картина получается. Почему-то все так выходило, что очень уж быстро я лапки кверху подымал. Вспомни хотя бы ту нашу общую работу в университете? А потом — почему один не сумел работать? Да и тут уже сколько раз мне казалось, что все завязли по уши, караул кричать надо… Да ты-то не закричал и кричать не думал. И тогда, с первой работой, на мою панику не поддался и один превосходно продолжал работать…
— Что толку, все равно пришлось бросить.
— Утешить меня хочешь? — Ольф прищурился. — Ты брось это. Я уверен, что, если бы ты тогда не держался до последнего, и теперешней нашей работы не было бы. И вот сейчас: разве ты, в принципе, не допускаешь возможности неудачи? Допускаешь, конечно, но ведь это не пугает тебя. А меня пугает, да так иногда, что в холодный пот кидает.
— Неудачи не будет, Ольф.
— Дай-то бог… А ведь здорово будет, если все получится как надо, а, Димка? — оживился Ольф. — Это ведь будет работенка по крупному счету, а?
— Не знаю. Наше дело — закончить ее, а оценить всегда кому найдется.
— Ишь ты, — совсем развеселился Ольф. — Оценят, конечно, как же без этого… А что Шумилов фактически свернул свою работу — тоже не знаешь?
— Нет, — с удивлением посмотрел на него Дмитрий. — А ты откуда знаешь?
— Встретил Виктора Балашова, долго мы с ним гутарили… Очень уж он интересовался, как у нас дела. По-моему, просто жалеет, что тогда к нам не перешел… А под конец и проговорился, что с самой зимы, как отчет защитили, занимаются всякой мелочью, проверяют старое, а вперед — ни шагу, и похоже, что уважаемый Николай Владимирович просто не знает, куда дальше двигаться… Тебе не кажется, что это капитуляция?
— Ну почему же обязательно капитуляция…
— По-моему, он просто ждет, чем у нас все закончится.
— Возможно. Ну и что?
— Да ничего. Нехорошо, конечно, радоваться беде ближнего, но я, грешным делом, доволен этим. Конец-то закономерный… Что ты все на часы смотришь? Пора Асю встречать?
— Да.
— Ну иди. А что ты заикался насчет того, чтобы завтра отправиться куда-нибудь?
— Не мешало бы.
— Может, шашлычок сотворим?
— Можно.
— Тогда я с утра на базар сбегаю, а вино — твоя забота.
— Ладно.
46
Снова, как и полтора часа назад, я расхаживал по платформе и боялся, что Ася не приедет и с этой электричкой. Но она приехала. Ее почти вытолкнули из вагона. Я подхватил сумки, оттащил их в сторону, повернулся к Асе и обнял ее.
— Что случилось?
— Опоздала на электричку. — Она виновато посмотрела на меня. — Всего на полминуты. Так обидно было, что я чуть не расплакалась.
Мне показалось, что она и сейчас может расплакаться, такое несчастное и усталое было у нее лицо. Тушь на ресницах у нее начала расплываться, и я вытер ее глаза своим платком.
— Ну, пойдем.
По лестнице Ася поднималась так медленно, что я взял обе сумки в правую руку (опять эти сумки!), а левой поддержал ее за плечи и спросил:
— Ты не больна?
— Нет, просто очень устала.
После поездки в Англию работы у Аси стало намного больше. И уже не в первый раз приезжала она такая измученная. Я пытался уговорить ее отказаться от части нагрузок, но Ася только качала головой:
— Нельзя, Дима. Меня ведь для этого и посылали в Англию.
— А так можно? — Я начинал злиться. — Кончится тем, что ты свалишься.
— Не свалюсь.
Настаивать я не мог — я хорошо понимал ее.
Ася небрежно, нога о ногу, сбросила туфли, прошла к креслу и почти упала в него. Я включил газ и стал набирать воду в ванну. Ася сидела, закрыв глаза, и я сказал:
— Не засыпай.
— Не буду, — она чуть приоткрыла глаза и тут же снова закрыла их.
Ася пошла в ванную, а я стал разбирать ее сумки. Там, кроме продуктов, обычных журналов и контрольных, оказался сверток с детской одеждой. Я развернул его и никак не мог понять, для кого это, и за ужином спросил у Аси. Она смутилась и замешкалась с ответом.
— Для ребятишек из пятнадцатой квартиры, — наконец сказала она, опуская глаза.
— Из пятнадцатой квартиры? — переспросил я, пытаясь вспомнить, кто там живет. — Почему именно для них?
— Ты знаешь, кто там живет?
— Понятия не имею.
У меня было довольно смутное представление о жильцах своего подъезда. Я здоровался с ними при встрече, на том мое общение и ограничивалось.
— Там живет дворничиха с четырьмя детьми, — нехотя стала рассказывать Ася. — Младшему три года, старшему — одиннадцать. Муж — профессиональный алкоголик, по полгода не работает, лечится в больницах или отсиживает, помощи от него — никакой. Ребята все такие боевые растут, в обиду себя никому не дают. Но ходят в таком старье, все чиненое-перечиненное… Вот сегодня я и решила купить им что-нибудь. Не знаю уж, как она примет это…
Мы оба надолго замолчали — и думали, наверное, об одном и том же. О том, чтобы завести ребенка, мы говорили уже не однажды, и каждый раз получалось, что сделать это в ближайшее время никак не удастся. У Аси после этих разговоров всегда портилось настроение, она виновато поглядывала на меня, а мне тоже бывало несладко. Однажды Ася оказала чуть не плача:
— Если ты очень хочешь, давай сейчас…
— Ну что ты, — принялся я торопливо успокаивать ее, — это не к спеху, просто я боюсь, что потом тебе трудно будет рожать…
Я еще долго успокаивал ее и договорился чуть ли не до того, что мне вообще не хочется ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147