А ему, вероятно, очень хотелось взглянуть на них — ведь это была и его работа.
Вид у него был какой-то подавленный. Вряд ли ему живется так хорошо, как показалось Ольфу. Правда, одет он и в самом деле прилично, и физиономия заметно округлилась, — видимо, он давно уже забыл те времена, когда питался картошкой и килькой. Ему, наверно, тогда приходилось особенно туго — он весил под восемьдесят.
Он наконец взглянул на меня и кивнул на стол:
— Как работа?
— Плохо, — сказал я.
— А что такое?
— Слишком долго рассказывать. В общем, мура всякая пошла. А ты занимаешься чем-нибудь?
— Нет. Так только, на кафедре кое-что делаю.
И опять наступило неловкое молчание. Виктору явно хотелось что-то сказать мне, но он не знал, как это сделать. Я спросил его о жене, он ответил, но видно было, что думает он о другом. И наконец он сказал:
— Слушай, может быть, я чем-нибудь смогу помочь тебе?
И он опять кивнул на стол.
Я внимательно посмотрел на него. Для этого он и пришел? Виктор с надеждой смотрел на меня.
— Нет, Витя, — тихо сказал я, — не стоит. Да и смысла в этом нет.
Он опустил глаза:
— Ну, смотри, тебе виднее.
И мне опять стало жаль его. Я охотно принял бы его помощь, но в этом действительно не было смысла. Ведь прошло уже почти два года, как он бросил работать с нами, и тогда мы только начинали. Вряд ли он даже представляет, как далеко мы ушли с тех пор.
Мы еще немного поговорили, и он собрался уходить. И, уже одевшись, сказал, как будто только что вспомнил:
— Да, я захватил для тебя сигареты.
И смущенно отвел глаза, и мне стало неловко за него — ведь он все время помнил, что надо оставить мне сигареты. Какими же чужими мы стали, если приходится прибегать к таким уловкам.
— Спасибо, — сказал я.
Он выложил сигареты и сказал:
— Если тебе нужны деньги, я могу дать. У меня есть немного.
И он робко посмотрел на меня. Ему очень хотелось, чтобы я взял у него деньги, и я сказал:
— Давай, я как раз сижу без гроша.
Он обрадовался, положил на стол пять рублей, и я опять сказал:
— Спасибо.
И вспомнил, что когда-то мы совсем не говорили друг другу «спасибо». Тогда это показалось бы нам просто смешным — все, что мы делали друг для друга, было естественным или просто необходимым.
Виктор вопросительно посмотрел на меня и неуверенно сказал:
— Ну, я пойду.
Я поднялся и протянул ему руку:
— Пока, Витя. Еще раз спасибо за сигареты и деньги. Они мне очень кстати. Заходи, не пропадай.
Он кивнул и вышел, а я опять лег. И вспомнил, как уходил от нас Витька…
Это было позапрошлым летом, после сессии. Мы остались в Москве и по-прежнему работали целыми днями. Лето стояло очень жаркое, и обычно мы вставали рано утром — в три, четыре часа, а днем отсыпались. Мы решили, что поработаем до августа, потом перехватим какой-нибудь калым — летом можно было неплохо подработать на стройках — и съездим в Прибалтику недели на две. Витьке явно не хотелось оставаться в Москве, но он безропотно согласился с нашим решением. Что-то неладное тогда творилось с ним. Он стал молчалив, раздражался при неудачах больше обычного, по вечерам куда-то исчезал, но утром неизменно приходил к нам — невыспавшийся и злой.
И однажды он сорвался.
Последние две недели мы занимались анализом специфической группы тензорных преобразований и проделали уже больше половины работы. И вот Ольф пришел из библиотеки и сказал:
— Мальчики, есть отличный новенький велосипед.
Это была его обычная манера выкладывать неприятные новости.
— Ну? — хмуро спросил Витька. В этот день он был особенно не в духе.
— Вся наша арифметика уже опубликована в прошлом году.
— Где? — недоверчиво спросил Витька.
Ольф сказал. Это был итальянский журнал.
— Брось трепаться, — разозлился Витька. — Ты же ни хрена не смыслишь по-итальянски, как ты мог понять что-нибудь?
— А тут и понимать нечего, — сказал Ольф. — Я случайно наткнулся на одну формулу, очень похожую на нашу. А сейчас Амадези перевел мне весь текст. Да и без перевода почти все ясно. Смотрите сами.
Он раскрыл журнал и бросил его на стол.
Действительно, уравнения были очень похожи на наши. А мы-то еще собирались написать об этом статью…
Витька тупо смотрел на журнал, перевернул страницу и вдруг изо всей силы грохнул кулаком по столу и вскочил, отшвырнув стул ногой.
— К чертовой матери! — заорал он таким диким голосом, что я невольно вздрогнул. — С меня хватит! Мы перерыли все американские и английские журналы за последние три года, прежде чем взяться за эту работу, а тут какой-то паршивенький итальянский журнальчик показывает нам язык! А если все, что мы сделали и собираемся сделать, тоже где-то опубликовано, что тогда? Может быть, прежде чем заняться физикой, нам надо стать полиглотами, а? Мало ли кто сейчас занимается физикой?
И он с яростью посмотрел на нас.
— Не ори, — холодно сказал Ольф. — Если понадобится, станем и полиглотами. И будем читать не только паршивенькие итальянские журнальчики, но и древнеирокезские тоже, если выяснится, что индейцы занимались физикой.
Я поднял стул, попробовал его на прочность и пробормотал:
— Я тоже когда-то был великим физиком, но зачем же стулья ломать?
— Да пошел ты… — огрызнулся на меня Витька. — Мне твоя песенка давно известна. Может, ты еще скажешь, что нам повезло?
— Да, скажу! — Я вдруг тоже заорал и отшвырнул стул. — Повезло, да еще как! Если бы Ольф не наткнулся на эту статью, мы бы еще две недели просидели над этой белибердой, да и то не было бы никакой уверенности, что все сделали правильно! А теперь стоит только свериться со статьей и идти дальше! И нечего делать из этого трагедию!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147