Он послал Эрнеста О'Рейли в пансионат миссис Эйвиндсдоттер за своими вещами, велев пройти в комнату через черный ход, а по пути туда (равно как и обратно) пробираться окольными тропами. Безумная, безнадежная затея; он висел над пропастью и в любой миг мог сорваться. Чарли понимал это, но другого выхода не видел. Так и должен жить человек, наделенный проницательностью, человек, готовый на все, гений, магнат. Кто не рискует, тот не пьет шампанское.
Кафе «Несравненное» («Полезная Пища без пролития крови») воспроизводило в миниатюре столовую Санатория. Это заведение принадлежало фанатичке из числа бывших пациенток, приписывавшей свое исцеление искусству доктора Келлога и почти религиозному откровению: ей явился антропоморфный агнец, филейные части которого были разграфлены, как на диаграмме в мясной лавке. Меню здесь включало салат из побегов свеклы и «артишок иерусалимский, жареный, нежный». Миссис Хукстраттен на протяжении всей трапезы неумолимо продолжала жаловаться. Как это, во имя Неба, могло случиться, что ее мальчик, которого она посылала в лучшие школы, которому она помогла начать собственное дело, теперь так пренебрежительно обращается с ней, перепоручил ее посторонним людям и покинул в одиночестве.
– И не пытайся меня уверить, что у тебя не хватает на меня времени, даже не пытайся, – пыхтела она, подцепляя вилкой клейкий шарик неочищенного риса.
Чарли заклинал, очаровывал, лгал. Он пустил в ход все свои навыки профессионального притворщика и начинающего мошенника, во всем идя тетушке навстречу, выдавая обещания, как фальшивую монету, и плетя столь густую паутину лжи, что на ней могла бы выстоять любая избирательная платформа. В пятницу Чарли снова водил тетушку в ресторан, и она все так же непрестанно цеплялась к нему. Где он был? Неужели он не мог хотя бы позвонить? Прислать записку? Она провела здесь уже неделю, а он еще даже не видел ее комнату. Должно быть, ему все равно, что с ней и как ее устроили. Значит, ее покой для Чарли – ничто? И ее здоровье тоже? И ее нервный зуд? А что там с фабрикой? Ей уже начинает казаться, что это какой-то воздушный замок.
На этот раз Чарли был готов. Наконец.
– Как насчет воскресенья, тетя? Это единственный день, когда там нет рабочих. Поверьте мне, вы сами не захотели бы посетить это место, когда там стоит такой шум, грохот, в разгар рабочего дня. С вашими нервами…
Амелия сжала вилку, будто оружие. Она замерла, и лучик света застыл в стеклах ее очков. Бриллиант у самого горла сиял неподкупной чистотой.
– В котором часу? – спросила она, поджав губы.
– В семь.
– В семь? Но это же чудовищно рано. У меня шведская мануальная гимнастика, ты же знаешь. И утреннее богослужение.
Чарли улыбнулся во весь рот, во все лицо. Он улыбался, пока кожа у него на затылке не натянулась, словно шторка.
– В семь вечера, – пояснил он.
* * *
В воскресенье сумерки наступили рано благодаря упорному, заунывному дождю, загнавшему сынов земли на тротуар. Четкие линии и хорошо узнаваемые черты Пищеграда начали размываться. Идеальная погода, по мнению Чарли. Как только их кэб выехал за ворота Санатория, уже невозможно было определить, едут они на восток или на запад, на север или на юг, или же они поднялись в воздух подобно аэроплану братьев Райт. Тетушка была вне себя от волнения. Хотя замолкала она только для того, чтобы перевести дух, голос ее звучал уже не столь раздраженно, и Чарли видел, что она начинает смягчаться. Можно ли попросить у нее пять тысяч? – прикидывал он. Десять? Не хотелось шокировать тетю Амелию чересчур большой суммой, но не хотелось и продешевить.
У входа их встретил кузен Делахусси, лысый, в дешевом, но вполне пристойном костюме, с заискивающей улыбкой на губах. Двадцать долларов – немаленькие деньги, но за них Чарли получил полную экскурсию по фабрике, от помещения, где размалывали зерна, до печей, где их обжаривали, и дальше, к упаковочному конвейеру и в похожую на портняжную мастерскую комнату, где складывали и сшивали картонные пачки (сами упаковки, разумеется, были убраны с глаз долой, чтобы не вызывать у миссис Хукстраттен совершенно ненужных вопросов). За свою двадцатку Чарли приобрел (или, вернее, нанял) оракула, способного ответить на самый заковыристый вопрос с такими подробностями, каких не дождешься от целой бригады инженеров. Кузен так хорошо справлялся со своей ролью, что даже Чарли на миг поверил, что все это огромное, в безукоризненном состоянии предприятие и в самом деле принадлежит ему. Он решил перед уходом дать кузену доллар на чай.
Первая проблема возникла, когда они добрались до кабинета директора. Чарли позаботился прикрепить на дверь табличку «Иде-пи», и стол украшала пластинка с его именем. Он полностью очистил это помещение от всех примет подлинного владельца. На столе располагались телефон и печатная машинка, в уютном беспорядке лежали ручки и промокашки, карандаши и ластики.
– А вот, тетя Амелия, – распахивая дверь, произнес Чарли, – мое святилище.
Лицо миссис Хукстраттен перекосилось. Она прикусила губу. Взгляд ее быстро обежал помещение и осудил увиденное.
– Тетя?! – прохрипел Чарли, лихорадочно озирая комнату в поисках разоблачительных следов присутствия «Пуша», губительных, неопровержимых улик. – Что случилось, тетя? Вам не нравится мой офис?
Металл в глазах, губы гневно сжаты.
– Это же вовсе не красное дерево, Чарли! Даже ребенок в состоянии это понять! – она бросила подозрительный взгляд на кузена, словно возлагая на него ответственность за то, что ее мальчик не сумел справиться со столь важным делом.
– Вишня, мэм, – отвечал кузен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169