Здесь всегда было много народу. Лапит и Квинт с трудом отыскали места возле перегородки. Им подали суп в глиняных горшочках прямо с огня и кувшин неразбавленного кислого вина. За соседним столом двое мостильщиков улиц обсуждали последние новости.— Сколько живу, а не припомню, чтобы кого-то из императорской семьи обвиняли в подобных штучках…— Вранье, Марция сама все придумала… — поддакнул второй, широкоплечий здоровяк с короткой шеей и взъерошенными черными волосами. — И зачем такой парень, как Элий, спутался с этой шлюхой?— Потому что шлюха, — отвечал первый. Квинт хлебнул вина и, прищурившись, поглядел на мостильщиков. Они уже закончили трапезу и, оставив рядом с мисками пару сестерциев, направились к выходу.В этот момент явилась она. Прежде, в машине, когда можно было разглядеть лишь лицо, она показалась обоим «репортерам» безобразной. Теперь же, пока она шла к их столику, они разом причмокнули губами и не сговариваясь воскликнули: «Богиня!» На женщине была черная узкая туника выше колен. И этот простой наряд подчеркивал ее тонкую талию, высокую грудь и длинные ноги. У нее была фигура фотомодели. Женщина села на свободный стул и сразу заговорила:— У меня есть несколько минут. Один из наших сказал, что его пытались остановить у входа репортеры. Вы репортеры?Она взглянула сначала на Квинта, потом на Лапи-та, будто намеривалась прожечь их взглядом.— Мы оба репортеры, — подтвердил Квинт. — Я — из «Акты диурны». А вот он — из «Римских братьев».— Очень хорошо, что вас двое. Потому что одного могут убрать. Могут убрать и двоих. Но все же у двоих больше шансов.Лапит криво улыбнулся, узнав о столь блестящей перспективе. Женщина засунула руку за вырез туники и вытащила спрятанные на груди две скатанные трубочкой бумажки. Бумажки были еще теплые. Квинт заерзал на стуле, а Лапит глубоко вздохнул.— Здесь все написано. Если вас поймают, постарайтесь уничтожить записки. Для меня это смерть. А впрочем… Это смерть для всех. Так что лучше доберитесь до своих вестников. И укажите мое имя в статье. Могу заверить, оно известно в Риме. Сейчас я уезжаю, а у вас в запасе есть три дня. Трион доверил мне одно дело, но вы, ребята, ни за что не угадаете какое…— Разумеется, не угадаем, — поддакнул Квинт. Он успел заметить, что их собеседница больше всего на свете гордится своим умом. И, как все женщины, обожает лесть.— Он отправил меня в святилище Кроноса. Квинт с Лапитом переглянулись. В приказе Триона не было ничего странного. Многие ученые поклоняются богу времени. Женщина вытащила из сумки небольшой флакон. Но, несмотря на малые размеры, она с трудом удерживала его в руках.— Трион велел отвезти туда вот это. В бутылке — радиоактивная жидкость. Я должна вылить ее в священные часы в храме Кроноса. Знаете, что это означает? — Оба «репортера» разом замотали головой. — Время начнет метаморфировать и потечет вспять. Что вы думаете по этому поводу?Лапит промолчал, а Квинт осмелился предположить:— Богам не стоит близко приближаться к людям — это слишком опасно.Их загадочная собеседница кивнула:— Чистая правда. Но я не повезу эту бутылку в святилище. Я исчезну. Надеюсь, вы опубликуете мое заявление прежде, чем люди Триона меня найдут. Кстати, об этой бутыли и поручении Триона не стоит сообщать. Ни богам, ни людям. К счастью, боги здесь не появляются. Слишком высокий фон.Что подразумевалось под словом «фон», ни Квинт, ни Лапит не знали.Женщина поднялась, махнула рукой, будто небрежно мазнула по невидимому листу, вычерчивая вопросительный знак, и направилась к выходу. Мужчины, сидящие за столиками, провожали ее взглядом. Квинт развернул бумажку и пробежал глазами первую строчку. Прочел… и тут же вновь свернул записку.— А ведь ты не репортер, Лапит, — сказал он, глядя на дверь, в которую только что вышла их странная знакомая.— Как и ты, — отозвался старик. Лапиту не хотелось читать таинственную записку. У него было нехорошее предчувствие.— Кому ты служишь, Лапит?— Богам…Квинт скривил рот, давая понять, что оценил шутку.— А я — первому префекту претория. И что же нам делать?Лапит наконец развернул листок и прочел. Почерк был мелкий, убористый, но четкий. По мере того как Лапит читал, остатки волос у него на макушке вставали дыбом. Предчувствие не обмануло старого фрументария.— Мы с тобой оба подонки, Лапит, как и положено быть фрументариям. Иначе не выжить. Но нам придется пойти в «Акту диурну» и передать послание. Клянусь Момом, покровителем свободы печати, это единственный выход.Лапит хотел возразить, но только насчет подонков.— Ведь мы оба готовы сдохнуть за этот паршивый мир, не так ли, Лапит?— Конечно, — согласился старик. — Потому что лучшего просто нет.Лапит не очень верил, что коллективный поход в «Акту диурну» даст результат. Но сам он ничего предложить не мог. Разумеется, он сообщит Меркурию о результате своих расследований. Но потом. Сейчас у Лапита на это не хватало смелости.Женщину звали Норма Галликан. Она была дочерью префекта претория, возглавлявшего войска в Третью Северную войну. И одним из ведущих физиков в лаборатории Триона. И она была посвящена во все подробности разработок. Трион нарушил запрет богов.В комнате Мома, бога злословия и насмешек, пахло старой, хранящейся многие-многие годы бумагой многочисленных вестников книг. Сам божок с круглым хитрым лицом, прикрепленным к короткой шее, развалился на ложе и листал затрепанную книжицу. То и дело его круглый животик сотрясался от смеха.Меркурий наклонился и глянул на обложку.— Лукиан! Эта же книга запрещена в Небесном дворце.— Ерунда, — фыркнул Мом. — С тех пор как я сделался покровителем свободы печати, я могу читать все, что угодно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130