«Акта диурна», 17-й день до Календ августа Было еще темно, но предрассветный ветер, на мгновение принесший прохладу, шелестел листвой деревьев в перистиле. Значит, день все-таки наступит. И зеленый свет сменится оранжевым. Плохо… Руфин и сам не знал, что плохо. Яркий, слепящий свет, волна духоты или вообще жизнь. Нестерпимая боль в висках мешала думать. Руфину казалось, что еще немного и голова его лопнет. Но это его не пугало. Тогда можно будет просто сидеть и смотреть на картину. Мысли мешались, Руфин не мог уследить за ними. Только мысль о картине зацепилась прочно. Она вклинивалась в каждую крошечную, пустячную мыслишку, как огромный паук, высасывала смысл из каждой фразы, оставляя шелуху. Она пыталась вместить все мысли в одну, как Рим вмещает в себя весь мир.Вернулся Марк Проб. Его голос звучал откуда-то издалека. И сам центурион сейчас где-то на другом конце Рима. Но Руфин почему-то видит его крошечное личико с кровавым разрезом рта, слышит голос… Голос вигила столь пронзителен, что Августу хочется зажать уши. О чем говорит Проб? Элия нет в Риме?Кто-то другой убил Цезаря? Разве это имеет значение? Александр мертв — вот единственная значимая величина… все остальное — прах…«Убрать Элия… Надо убрать Элия…» — прозвучал в мозгу Руфина голос префекта претория. И сам префект неожиданно выскочил в перистиль, сделал неприличный жест и исчез.О боги! Руфин дал согласие на убийство. Он пожертвовал Элием ради Цезаря. Но Элий ускользнул, а его дорогой мальчик погиб. Боги посмеялись над Руфином. Посмеялись над человеком, который осмелился желать, не зная, как осуществить желание. Руфин боялся думать дальше. Мертвенным воздухом Аида пахнуло в лицо. Воздух Аида зелен. Там все краски мертвенно-зеленого оттенка. И только живая кровь имеет цвет драгоценного пурпура. Но все равно картину не сохранить. Она распадается. Пурпур сливается с зеленью и превращается в серый. Преступление всегда имеет серый оттенок. Цезаря убил Корнелий Икел. Он просил голову Элия. Руфин дал согласие. Но Корнелий Икел решил присоединить голову Цезаря к голове сенатора. Центурион Проб что-то еще болтает о носилках, машине, ритуале, мечах… пусть он замолчит! Пусть немедленно замолчит! Это же невыносимо…Руфин сдавил пальцами виски. Голова разрывалась от боли. Сейчас она лопнет, и все окрасится драгоценным пурпуром. Весь мир.Элий мчался по серпантину, рискуя каждую минуту слететь с дороги. Он вообще плохо водил машину, а сейчас управлял ею каким-то чудом. Вернее, казалось, что машина управляет собою сама — тормозит где надо и сама, умненькая, набирает скорость. Огни фар то и дело выхватывали белые столбики ограждения, стволы деревьев, крутые склоны.Очутившись в долине Пада, Элий вздохнул с облегчением. Мимо проплыл указатель на Медиолан, а затем — на Кремону. И тут он сбился с дороги. Наверное, он на минуту заснул за рулем и пропустил нужный поворот. Он пытался определить дорогу по карте, повернул назад и окончательно заплутал. Вновь свернул… И тут заметил странный блик на ветровом стекле. Мгновенная, едва приметная вспышка… Негладиатор не обратил бы на нее внимание. Но Элий сразу понял, в чем дело — произошло мгновенное изменение ауры. Его вело чье-то исполненное желание. Чье желание? И куда? Если неведомый враг или друг противится встрече с Макцием Пробом, значит, Элий никогда не попадет в Кремону. Но Элий не привык сдаваться. Он остановил машину у обочины и стал ждать. Наверняка чье-нибудь авто затормозит, и тогда он узнает дорогу. Так и вышло. Остановились сразу двое. Объяснили все подробно, нарисовали на карте маршрут. Он проскочил Кремону, надо было поворачивать назад.С Альп сползла грозовая туча и разразилась кратким ливнем. Элий сбросил скорость. Машина едва плелась.На рассвете, полностью обессиленный, он остановился возле бензоколонки, будто чужой голос отчетливо шепнул на ухо: «Здесь». И Элий свернул с дороги. Заправил машину. Но ехать дальше не мог. Он чувствовал, что у него жар. С каждой минутой ему становилось хуже. Он зашел в маленькую таверну и уселся на отрытой террасе под полосатым тентом. Прозрачный воздух пьянил. Окружающий пейзаж казался неправдоподобным в своей красоте. Мир был чудовищно прекрасен. Зелень, отмытая дождем, сверкала. Мысли в голове путались. Элий подумал, что может отсюда позвонить сенатору Пробу. Подошел к автомату, стал набирать номер и забыл его на половине. Вспомнил какой-то другой, набрал… тот был занят. Он даже не знал, кому звонит. Швырнул трубку. Он постоянно думал о Марции. Но думал вот так — «Марция». И все… Продолжить не мог. Потому что дальше пульсировала одна боль. Он взял в таверне чашку кофе, но смог сделать лишь пару глотков — его замутило.И тут он увидел Марцию…Раскаленная игла впилась в сердце. Несколько минут он сидел неподвижно. Марция расположилась за столиком напротив и пила через трубочку сок из высокого кубка. На ней была голубая накидка. Широкополая шляпа отбрасывала густую тень на ее лицо. Элий подумал, что заснул и видит любимую во сне. Он поднялся и шагнул к ее столику. Марция откинула голову и смотрела на него с недоумением и брезгливостью. Элий не сразу понял, что Марция его просто не узнает. Выглядел он ужасно — глаза запали, щеки небриты, волосы спутаны, туника вся в бурых пятнах. Он походил на бродягу. Она же, несмотря на бледность и голубые тени под глазами, была необыкновенно хороша.— Марция… — его голос хрипел, как испорченный электрофон.— Элий…Он протянул руки, хотел обнять. Она отпрянула.— Что ты здесь делаешь? — В ее голосе не было радости — одно раздражение и испуг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130