Довольный разговором, Логос направился домой. Он не особенно надеялся, что Гюн согласится ему помогать. Но пища богов готова творить чудеса.
Матушка отворила Веру дверь и шепнула: тебя ждут. Он думал — Минерва пришла разобраться с яблоками. Но в таблине на ложе растянулся Курций. Он задремал, поджидая хозяина. Но заслышав шаги, тут же вскочил.
— Какое-нибудь дело? — спросил Логос, занимая ложе напротив префекта вигилов.
— Угадал.
— И какое именно?
— Ты можешь прикончить Бенита?
— Нет.
— Почему?
— Бог не объясняет людям своих поступков. Люди их толкуют каждый, как понравится.
— Однако ты спас императора от убийц.
— Я обещал Элию защищать Постума. Устранить Бенита я не могу.
— Это просто — пришить подлеца и спасти Рим.
— А Рим хочет этого спасения? Убью Бенита — его место займет Блез.
— А не можешь ты устроить как-нибудь так, чтобы это место занял Флакк?
— Не могу.
— Раз не можешь — тогда выпьем с горя. Что тут у тебя? — Курций взял со стола золотой бокал. — Запах изумительный. Не фалерн, но пахнет приятно. — Курций медлил. — Это она? Да?
Логос кивнул.
— Я не ослепну? Говорят, выпив это, можно ослепнуть.
— Это сейчас ты слеп. А выпив, прозреещь.
— Двадцать лет я ждал этого и боялся. Курций помедлил и сделал глоток. Отставил бокал. Несколько секунд лежал с закрытыми глазами.
— Твое питье похоже на отраву. Теперь я буду смотреть на мир твоими глазами. Голубая сфера переместилась внутрь меня. И я должен каждый миг охранять ее и беречь. Но я человек. Что я могу? Зачем ты дал мне эту отраву, Логос, обнимающий весь мир?
— Это не отрава, — сказал тихо Вер. — Это пища богов. Побудь немного богом, Курций. Ты этого достоин.
Глава 6
Июньские игры 1977 года

«Сенат постановил, чтобы преторианская гвардия присягнула не только императору, но и диктатору Бениту».
«Сегодня в священной долине Олимпии, обсаженной оливами, открываются Олимпийские игры, которые продлятся пять дней. Бег, борьба, метание копья, диска, состязание колесниц — по-прежнему главные виды Олимпиады. Италия, как всегда, рассчитывает на самое большое количество венков из священной оливы».
«Акта диурна». Ноны июня. 10-й день до Календ июля
Он ждал ее с утра. Она приходила регулярно раз в десять дней, приносила деньги и корзину с яствами. Сегодня был такой день. Кумий побывал в термах и у цирюльника, купил новую тунику. Сегодня был его день — он знал это. Едва Верма вошла, Кумий схватил ее за руку и подвел к столу.
— Сегодня у нас будет пир! Я закончил библион. О счастье! Вот он! — Кумий схватил рукопись и прижал к груди.
Потом бросил папку на кровать, зубами вырвал пробку из темной бутыли и наполнил новые хрустальные чаши.
— Выпьем, чтобы он был бессмертен, как боги.
— Выпьем,-согласилась Верма.
Он обнял ее за талию. Она могла бы задушить его голыми руками, если бы захотела. Но не захотела. Вместе они рухнули на кровать. Листы рукописи лавиной хлынули на пол. Бесчисленные страницы, испещренные черными знаками литер. Клейменные страницы. Клейменные тысячами и тысячами желаний, готовые к исполнению…
— Верма, ты хоть знаешь, что это такое — исполненное желание? — Он хохотал между поцелуями. Она тоже.
«Если она меня задушит, — подумал Кумий, — я умру счастливым».
Но Верма не стала его душить, и он не умер.
Он разбудил Верму ночью. Стоял совершенно голый, прижимая к груди ворох страниц.
— Что? — не поняла она и, щурясь со сна, заслонилась рукою. — Ты о чем?
— Отнеси эту рукопись центуриону Марку Пробу.
— Проб давно не центурион. Он подал в отставку.
— Неважно. Отнеси ему рукопись. Он честный человек. Честный и смелый. Знаешь, я не смогу переправить рукопись в Альбион. А он сможет.
— Ты толкаешь его на измену Риму?
Кумий затряс головой.
— Это не измена. Служить Бениту — измена. Проб — умный человек, он это понимает.
— Но я давала присягу.
— Кому? Риму и императору. Но не Бениту.
— Ты ошибаешься. Гвардию заставили присягнуть лично Бениту. Как раз сегодня.
Кумий беспомощно моргал, глядя на Верму. Он не слышал о таком безобразии. Совсем одичал на своем чердаке. Как сенат дозволил такое, или… в Риме, быть может, уже нет сената?
— Безумцы… идиоты…— Кумий, ошарашенный этой новостью, плюхнулся на кровать.
— Я передам рукопись Пробу, — неожиданно согласилась Верма.
— Как? А присяга?
— Я ведь не читала рукопись. И к тому же свобода слова еще не отменена.
— Формально, а на самом деле…
— Я присягу тоже давала формально, — перебила его Верма.
— Логично, — Кумий ухмыльнулся и тут же тяжело вздохнул. — Свобода слова… как легко Рим готов от нее отказаться. А ведь еще Диоген считал ее величайшим даром.
— Не знала, что ты киник! Кумий обвел рукой чердак:
— А кто еще, кроме киника, согласится здесь жить?!
Курций понимал, что безумно рискует. Но это понимание жило где-то на дне сознания, заглушаемое куда более сильным чувством — азартом схватки. Неважно, что схватка безнадежна и все силы у противника. Разве это имеет какое-то значение. Главное, что справедливость была на стороне Курция.
Он искал очень долго. Он вынюхивал, выискивал, он буквально по крупицам собирал сведения. По ночам ему снилось, как он входит в крошечный убогий домишко где-нибудь в пригороде, и с койки ему навстречу поднимается немолодой человек с бледным лицом и бегающими глазками. Он так часто видел это в мечтах, что когда наяву он распахнул дверь и увидел этого человека, его охватило какое-то странное разочарование.
«Ну, вот все и кончилось. Дело ты сделал. А теперь остается только проиграть».
С этой мыслью о проигрыше он придвинул колченогий стул и сел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104