Раб помчался вниз. Торопился. Хотел выслужиться, надеясь на прощение. А зря — усмехнулся про себя хозяин. Малек неспешно двинулся следом, как и положено богатею и рабовладельцу. Что может быть на свете восхитительнее возможности безнаказанно пнуть в бок здоровяка семи футов росту и знать, что тот не взбунтуется, не кинется в ответ с кулаками, а безропотно стерпит. И если прикажет хозяин, бухнется в ноги и оближет туфлю. Это почти что чудо. Малек не уставал наслаждаться подобными чудесами.
Малек спустился в нижнее помещение. Здесь двое стражей, один — загорелый здоровяк с широченными плечами и бесформенным толстогубым ртом, второй — смуглый, обритый наголо и вертлявый, уже ждали. Кроме широкого кожаного ремня с двумя ножами каждый охранник носил на поясе еще и выцветшую кобуру, из которой грозно высовывалась вороненая рукоять пятнадцатизарядного «брута». Раб, что прежде прибегал наверх, ожидал позади — возле кувшинов с водой и корзины с лепешками. Малек кивнул Губастому и отворил маленькую боковую дверцу. Она вела в потайную комнату, откуда была видна большая зала. Прежде в этой зале он пировал с гостями, когда тем случалось добраться до крепости, а в этой комнатке дежурил верный человек. Но у Малека давным-давно не осталось друзей. Одни погибли. Других он продал в рабство. Третьи сделались его рабами. Для пиров с подхалимами и наложницами вполне хватало малого триклиния. Сейчас эта зала служила госпиталем. Сквозь тайное окошечко, скрытое лепными украшениями, в крошечную каморку долетал запах гноя, лекарств и немытого человеческого тела. Со своего места Малек видел почти все помещение. Освещенное масляными светильниками, оно тонуло в лиловом полумраке. Двое пленников ожидали возле двери раздачи пищи. Остальные сидели или лежали на койках.
Губастый открыл дверь и протолкнул корзину с лепешками внутрь, а затем внес два кувшина.
— Ну как дела, Лентул? Все живы?
— Пока все, — отвечал мужчина в зеленой тунике с длинными рукавами. Он был не стар, но светлые волосы надо лбом почти полностью выпали. Мужчина носил очки. Одно стекло в них треснуло, и потому медик постоянно щурился. — Но, боюсь, все не выживут.
Один из пленников — невысокий шустрый человечек — вынес одно за другим два вонючих ведра. Губастый стал обходить койки, наливая каждому больному в чашку его порцию воды и кладя перед каждым лепешку, горсть фиников, а из маленького кувшинчика плескал в отдельную чашку вино. Натренированная рука точно отмеряла дозу. Этой своей способностью разливать, раздавать и делить Губастый необыкновенно гордился. На всех, кроме хозяина, Губастый смотрел свысока. На рабов (а обитателей этой комнаты он считал рабами, хотя те не были клеймены и не носили ярма) он смотрел свысока вдвойне.
Пленники принимали его милости молча. Не благодарили, не кланялись. Губастого это злило, но он сдерживался. Наконец раздача закончилась, и Губастый покинул «госпиталь». Тут же в зале началось странное движение. Те, кто мог ходить, вставали, по очереди направлялись в угол к большому глиняному кувшину и сливали в него часть воды. Те, кто не мог встать с койки, просили совершить эту процедуру товарищей. Так же поступали и с вином. Только некоторые сливали в общий кувшин не половину, а все вино. Это походило на тайную мистерию, приношение таинственному богу. Но боги римлян никогда не отличались жадностью — им хватает нескольких капель вина, немного фимиама, первины урожая, волос с бороды, внутренностей животного. Мясо жертвенного животного римляне всегда съедали caми. Зачем же отдавать богам последнее? Отдавать вино и финики? И драгоценную воду? Но напрасно Малек пытался разгадать, что же на. самом деле происходит.
Лишь какой-то солдат с ампутированной по колено ногой выпил свою долю вина целиком. Остальные как будто не заметили его выходки.
«Плата? Этому худосочному? — подумал Малек и подозрительно глянул на медика. — Неужели он сожрет столько фиников и выпьет все вино? Вино-то дерьмовое, с осадком».
Раб говорил, что они делают это каждый вечер. Раб полагал, что медик собирает плату. На то он и раб, чтобы так считать. Хотя и беглый. Хотя и бунтарь. Доносчик. Иначе раб думать не может. Нет, тут что-то другое. Но как разгадать — что.
Объяснение раба не устраивало хозяина.
Медик взял чашу с вином, подошел к самодельному алтарю, где стояла грубо вырезанная из куска дерева статуэтка Эскулапа, и вылил несколько капель вина на алтарь.
— Бог врачевания, — прошептал медик, — будь милостив, дай всем силы, а мне умение.
Малек ожидал, что сейчас Лентул выпьет остальное вино. Но медик этого не сделал.
— Как, ты говоришь, зовут медика? — спросил Малек Губастого, выбираясь из своего укрытия.
— Кассий Лентул, — отвечал тот.
— Кассий Лентул… Кассий Лентул…— повторил несколько раз Малек, пытаясь припомнить что-то, связанное с этим именем.
Когда вслед за разбушевавшимися водами реки Джаг-Джаг в пробитую брешь в стене ворвались монголы, они резали всех подряд — и тех, кто сопротивлялся, и тех, кто молил о пощаде. Повсюду бурунами вскипала вода, грязь и тина, заполнили первые этажи, и в этой густой каше плескались люди и лошади, ослы и собаки. Белый жеребец с темным пятном на лбу, вырвавшись из конюшни, визжал от ужаса совершено человечьим голосом, хрипел и рвался из рук, что пытались ухватить дорогую добычу. Наконец конь взлетел по ступеням на стену Нисибиса, где уже не осталось ни одного защитника, и носился по ней, призывая хозяина отчаянным ржанием. А за ним, визжа от восторга, носились степняки. Наконец одному смельчаку удалось поймать уздечку, и конь как будто смирился и даже пошел назад к лестнице, но потом, обезумев от ужаса, попятился, встал на дыбы, забил копытами в воздухе и, опрокинувшись, полетел вниз, увлекая за собой вцепившихся в него людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104