И тогда Ариетта подошла сзади и закричала:
— Гимп!
Она вскинула руки, будто хотела протиснуться к гению. И уронила — как ей показалось, очень ловко — жука за шиворот одному из ловцов. Ловец повернулся и ударил ее по лицу. Не рукой, а чем-то жестким и холодным. И лица у Ариетты не стало — его срезало начисто. Оно упало на асфальт и осталось лежать — белая безглазая маска с пустым ртом. Ариетта схватилась руками за голову и нащупала что-то липкое, скользкое… Самое ужасное, что глаза у нее сохранились. Она видела. Видела, как Гимп повернулся к ней и крикнул:
— Уходи, Ари!
В его слепых глазах застыл ужас.
Она наклонилась поднять лицо. Но не смогла — кто-то из ловцов наступил на него ногою. И оно превратилось в черный грязный лоскут.
А ловцы потащили запеленутого в веревочный кокон Гимпа. И черная лужа, поймавшая Гимпа, вприскачку послушной собачонкой кинулась следом. Но Ариетта не побежала за ними. Она ползала по мостовой и искала потерянное лицо. Кровь хлестала из раны на камни. И где-то очень далеко выла сирена «неспящих».
Глава 5
Августовские игры 1975 года (продолжение)

«Что делать теперь, когда Рим лишился своей мечты? Прежде каждый ребенок в самом дальнем уголке Империи знал: ты — гражданин Рима, твои желания исполнятся. А что теперь? Что теперь — вопрошаю я?»
«Гней Галликан».
«Ловцы впервые напали на человека. Прежде ловцов интересовали только гении. Кто же эти таинственные ловцы? Не пора ли вигилам вплотную заняться ими?» «По прогнозам метеорологов жаркая погода продержится в ближайшие дни».
«Акта диурна», 7-й день до Календ сентября
Сторонники Бенита в сенате держались тесной группой. Он и сам удивился тому, как быстро ему удалось сколотить вокруг себя кучку преданных и, главное, яростных единомышленников. Оказывается, в уравновешенном и благополучном обществе достаточно людей, которым необходима не благовоспитанность, а ругань, не логические доводы, а площадная брань. «Мои шлюхи», — мысленно называл их Бенит. Вслух назвать не отваживался. Но, возможно, скоро так и назовет. И им понравится. Он был уверен, что понравится.
Репортеры вертелись вокруг него. Бенит обожал репортеров. Делал вид, что нападает на них, а на самом деле весело играл с ними. Кот так играет с мышами. Каждый новый скандал добавлял ему внимания. Каждый новый репортер добавлял ему популярности — не важно, о чем писал служитель стила — о проигранных в алеаториуме тысячах или о пожертвованиях на обучение сирот.
По закону (ах, эти дурацкие законы) во время прений в курии Бенит должен был высказываться в конце. И он самодовольно жмурился, предвкушая… И вот настал его черед.
— О чем вы тут болтаете, седые комарики! — сказал Бенит, поднимаясь. — О потерях, о язвах, о болезнях. Что толку сожалеть об утраченном. Надо взять на себя новую обязанность. Вернуть гражданам Великого Рима их права. Они могли исполнять желания, и все перегрины завидовали избранным счастливцам. На этом тысячу лет стояла Империя. Но Руфин и Элий своими интригами лишили римлян этого права. И первое, что нужно сделать, — вернуть утраченный дар! Верните Риму дар богов! — И он погрозил неведомо кому кулаком. Может, самим богам? А может, покойному Августу? — Деньги — тьфу! Я презираю деньги!
Сенаторы слушали.
— Но это невозможно…— прошептала Верония Нонниан.
— Невозможно? Почему? Потому что вы этого не можете? Не знаете как? — Бенит расхохотался. — А я знаю. И дарю римским гражданам то, что они утратили, — отныне пусть они обращаются ко мне, и я исполню их желания. Мечта Империи в моих руках!
Сенаторы опешили от подобной наглости.
— Как он может исполнять желания? — шепнул язвительный тонкогубый Луций Галл достаточно громко, чтобы остальные его услышали. — Разве он бог?
— Я не бог! Но я превзойду богов! — Бенит повернулся к наглецу. — Я сделаю то, чего жаждет Рим, и то, что вы должны были сделать, да не сумели. Пусть квириты знают — отныне я исполняю их желания. Квириты, — обратился он к толпящимся у входа любопытным. — Пишите письма сенатору Бениту, и ваши желания исполнятся! И мне не нужно дозволение цензора, я не стану проверять, достойно ли исполнения ваше желание! Если у тебя есть звание римского гражданина, ты получаешь все!
Он сел. Поправил складки тоги с пурпурной полосой. Приосанился.
Репортеры фотографировали. Зрители хлопали в ладоши и хихикали.
Большинство сенаторов забавлялись, слыша эти выкрики, другие постукивали себя по лбу, третьи — были и такие — восхищались. Никто не воспринял заявления Бенита всерьез. Были уверены, что это новый ловкий трюк.
Бенит торжествующе улыбался.
Гимп распахнул глаза. Тьма вокруг. Тьма, потому что темно? Или потому что бывший гений по-прежнему слеп? Он не знал. Ощупал кровать. Ткань была мягкой, даже на ощупь он чувствовал, что простыни чисты. Поднялся. Босая нога утонула в пушистом ковре. Вытянув руку, он двинулся наугад. И вскоре уперся в стену. Штукатурка и краска ровные. Фреска? Медленно Гимн стал обходить комнату. Нащупал окно. Частая решетка. Открывается. И довольно легко. Но сколько футов до земли? Влажный запах дохнул в лицо. Запах сада. В комнате очень тихо. Он в Риме? Или уже не в Риме?.. Гимп двинулся дальше и добрался до двери. Дверь была заперта. Обычная дверь с узорной решетчатой вставкой наверху. На карцер не похоже. Но и не гостиница. Частный дом? Тогда кто хозяин? Ловцы?
— Кто-нибудь…— позвал Гимп. Никто не отозвался. Он попробовал открыть замок — не получилось.
И тут кто-то тихо, но очень отчетливо сказал за стеною:
— Андабат.
Гимп замер. Потом кинулся к стене, заколотил кулаками.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104