Они довольно точно оценивают окружающих людей, но себя — никогда.
Ей не нравилось, как он говорил. Будто не ей и не себе, а кому-то третьему. И этот третий явно требовал от гения слишком многого.
— Ты что-то задумал? — спросила Ариетта.
— Когда я освобождался, одна мысль посетила меня. Я подумал: «Зря убегаю». Рано или поздно ловцы меня поймают. Так зачем же откладывать на потом. Пусть поймают раньше.
— Зачем? Это же самоубийство. Ловцы тебя убьют.
Гимп отрицательно покачал головой.
— Я все больше и больше склоняюсь к мысли, что ловцы не убивают гениев. Убивают люди. Ради платинового блеска, который после мучительной смерти остается на земле. Ты ведь знаешь: чем больше гения мучить перед смертью, тем больше платины. А впрочем — это домыслы. Я думаю — платины в гении столько, сколько в нем гениальной сути. А ловцы… Им платина не нужна. Им нужно что-то другое. И я хочу узнать — что.
Ариетта пожала плечами — Гимп пытается играть роль гения Империи после того, как его лишили должности. Это раньше он мог взять под крыло полмира. А ныне? Ему остается только носиться по улицам, вынюхивая маленькие тайны. Простой соглядатай счастливее его. Хотя бы потому, что у соглядатая есть хозяин, которой за эту тайну щедро заплатит. А гений Империи ныне бездомен и бесприютен. Безларник — что о нем еще можно сказать. И к тому же слеп. И слишком уязвим. Однако Ариетта не могла ему отказать. Гениям не отказывают.
— Что толку, если ты узнаешь. А дальше что? Ты никому ничего не сможешь сообщить. Более идиотского плана придумать нельзя.
— Надо перейти Рубикон.
— По-моему, гении его перешли. В тот день, когда вас швырнули на землю.
— Затея безумная, — согласился Гимп. — Самая безумная из всех безумных затей. Но у нее есть некоторые блестящие черточки. Что-то вроде блесток, которые матроны нашивают на свои столы. Я люблю такие блестки. Они привлекают. И ты мне поможешь. Поможешь нашить еще одну блестку на мой безумный план.
Хотя она ожидала подобного заявления, но все равно растерялась.
— Я не собираюсь…— Она запнулась и замолчала — ясно было, что таким тоном ничего отстоять не удастся. — За так… — добавила, чтобы хоть что-то сказать.
— А я заплачу. Не волнуйся, — засмеялся Гимп.
— И какова плата? Ведь гении больше не исполняют желаний.
— Смотря какие. Может быть, как раз твое смогу исполнить.. — Ей показалось, что он глянул ей в глаза.
Слепой глянул в глаза. Во всяком случае, его зрачки были точно против ее зрачков. Ей стало не по себе от этого слепого взгляда.
— Миллион сестерциев можешь заплатить? — спросила она. Голос ее дрожал. Кажется, этот вопрос его обескуражил.
— Миллион — это не желание, а арифметика, — проговорил разочарованно Гимп.
— Миллион — это высшая математика. А иначе я не согласна, — объявила Ариетта с довольным видом, не ожидая, что так легко найдет повод отказаться.
— Я дам тебе миллион, — согласился Гимп. — И еще… я исполню одно твое тайное желание. То, о котором ты сама не знаешь.
Ариетта посмотрела на него. Теперь он глядел мимо нее и улыбался.
— Ну, соглашайся. Практически для тебя нет никакой опасности. Люди ловцов не интересуют, — стал уговаривать Гимп. Он врал. Это было видно с первого взгляда.
Она согласилась, хотя знала, что он не заплатит ей миллион — у него нет ни асса. Она знала, что он не исполнит ее желание. И все равно она поверила. Сама не знала, почему. Теперь он был зряч, а она слепа, и ползала на коленях в темноте в поисках брошенной им монетки. Она слышала заманчивый звон — монетка катилась по камням, но Ариетта напрасно шарила рукой, спешно уверяя себя, что Гимп подарит нечто такое, о чем она сама и подумать не смела. Самообман Ариетты был почти восхитителен. Потом… хотя не стоит говорить, что будет потом, пока оно не наступило хотя бы на листе бумаги.
Крул смотрел на худую женщину в простенькой тунике пренебрежительно. Было жарко, туника была посетительнице (и просительнице) чуть-чуть тесновата, под мышками образовалось два темных пятна. В руках женщина мяла и без того замусоленный вчерашний вестник. Наверняка долго сидела в приемной, изнывая от жары, и обмахивалась сложенным вдвое номером. Что ей надо? Хочет работать у Бенита? Таких желающих нынче хоть отбавляй. Они буквально осаждают редакцию «Первооткрывателя». И все же что-то заставляет Крула медлить и не указывать ей на дверь. Ну да! Эта женщина работала прежде секретаршей у Цезаря. Надо же, какое совпадение. В трибе Элия избран в сенат Бенит, и эта женщина рвется работать у новоявленного сенатора. Уж не считает ли она, что подобные должности передаются по наследству? Она что-то болтает о невозможности работать на Элия. Понятно, что невозможно. Если он сгорел вместе с Нисибисом в ядерном пламени. Какая уж тут работа.
Крул налил полный стакан ледяной воды из запотевшей бутылки и принялся пить маленькими глотками, испытующе глядя на женщину. Она судорожно сглотнула. Но пить не попросила. Хорошо. Даже очень хорошо.
— У тебя есть желание? — спросил старик. — Самое сокровенное, самое немыслимое, самое невыполнимое. И… беспощадное…
— Что значит — беспощадное? — Порция быстрым движением мазнула ладонью по виску. Но капли пота тут же выступили вновь.
— Без оглядки на других. И на мнение других.
— Хочу, чтобы мой сын бесплатно учился в риторской школе.
— Это не желание, а мелкотня. — Крул явно был разочарован. — А чего-нибудь другого нет?
Женщина вновь отерла виски — на этот раз платком.
— Допустим, с кем-нибудь поквитаться? Разве это не прекрасно — отомстить за унижения, за бедность, а? К примеру — Элию, за то, что он тебя уволил, — Крул улыбнулся, обнажая редкие зубы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104