Тогда стихи у него в кармане! Сердце Кларенса трепыхалось от радости, как флаг на ветру.
- Да ради Бога. Повременим с делами. Сеговия прекрасна. В жизни не видел города великолепнее.
Альварес-Польво взял его за локоть:
- Со мной вы не только увидите город, но и постигнете его дух. Я изучил его досконально. Меня увлекают такие вещи. А поделиться этим богатством удается очень редко. Моя жена, куда б я ее ни повел, интересуется лишь novelas morbosas*. В Версале она уселась читать Эллери Куина. То же самое в Париже. То же самое в Риме. У нее такой запас novelas morbosas, что ей их хватит, доживи она до светопреставления.
* Низкопробные романы (исп.). 196
Затем без всякого перехода пустился в рассуждения о женщинах, и Кларенсу хочешь не хочешь пришлось поддерживать разговор. Женщины, женщины, женщины! Все типы испанской красоты! Уроженки Гренады, Малаги, Кастилии, Каталонии. Ну а немки, гречанки, француженки, шведки! Он все крепче стискивал локоть Кларенса, хвастался, жаловался, перечислял, откровенничал, все ближе и ближе притягивая его к себе. Женщины погубили его! Кто отнял у него деньги, здоровье, время, годы, жизнь? - да все женщины: простушки, дурочки, красавицы, мотовки, ехидины, злюки, шатенки, блондинки, брюнетки, рыжухи... Кларенсу казалось, что его со всех сторон теснят женщины, их лица, тела.
- Эту церковь вы, я полагаю, отнесете к романскому стилю? - Кларенс остановился.
- Натурально, - сказал Альварес-Польво. - А теперь обратите внимание на ренессансный особняк рядом - его построили так, чтобы он гармонировал с церковью.
Кларенс смотрел на портик, на сплющенные фантасмагорические хари, дьявольски-звериные и человеческие одновременно, на каменных птиц, томно развалившихся чертей и апостолов. Двое мужчин волокли тележку, груженную пружинной сеткой и матрасом. Они походили на царей Еламского и Сенаарского*, поверженных в прах Авраамом.
* Книга Бытия, 14, 1-16.
- Выпейте стаканчик вина, - сказал Альварес-Польво. - Я перенес операцию и пить не могу, но вы непременно должны что-нибудь выпить.
Когда же наконец начнется разговор о стихах? Кларенс терял терпение. Стихи Гонзаги мало что, а скорее и вовсе ничего не значат для такого человека, однако, невзирая на нескончаемую похвальбу своими любовными подвигами, самодовольство и нытье - он, мол, возложил на алтарь любви и красоты все свои силы, - старик, по всей вероятности, тот еще пройдоха. Он хочет проманежить Кларенса, разведать, сколько тот готов выложить за стихи Гонзаги. Поэтому Кларенс смотрел, лишь изредка моргая, прямо перед собой и держал себя в узде.
Bodega* был самый обычный: огромные бочки, медные краны, бесчисленные бутылки - их двоило лиловое зеркало, - блюда с mariscos**, вареные лангусты с повисшими на стебельках глазами и клешнями, причудливо скрюченными в предсмертных судорогах. Из середины зала поднималась вверх узкая винтовая лестница. Куда она вела? - Бог весть... Кларенс так и не разглядел куда, как ни старался. Нищая девчушка в драном платьице подошла к ним, попыталась всучить лотерейные билеты. Старый селадон приобнял ее; она приласкалась к нему: взяла его несоразмерно маленькую руку и прильнула к ней щекой. Не прерывая разговора, он потрепал ее волосы. А вдоволь натискав, одарил монеткой и отослал.
* Трактир (исп.).
** Креветки, моллюски и т.д. (исп.).
Кларенс допил сладкую золотистую малагу.
- А сейчас, - сказал Альварес-Польво, - я покажу вам церковь, которую туристам почти никогда не показывают.
Они спустились в нижнюю часть города по заваленной мусором каменной лестнице, миновали хибары, недалеко ушедшие от пещер, пустырь, где низкорослые мальчишки играли в футбол - отбивали мяч головой, захватывали бутсами и отпасовывали назад.
- Вот она, - сказал Альварес-Польво. - Эта стена десятого века, а эта семнадцатого.
Воздух в церкви был сумрачный, промозглый, вязкий, как елей. Постепенно начали вырисовываться темно-красные, темно-синие, густо-желтые просветы, и Кларенс мало-помалу разглядел алтарь, колонны.
Альварес-Польво хранил молчание. Мужчины остановились перед статуей Христа в язвящем венце. Бок статуи был пропорот, залит ржавой кровью. Терновый венец слишком большой, слишком тяжелый - такой не поносишь. Стоя перед статуей, Кларенс ощущал, что тернии, того и гляди, пронзят его, да так, что душа вон.
- Дело, которое интересует нас обоих... - тут Альварес-Польво нарушил молчание.
- Да-да, уйдем отсюда, поговорим о деле. Среди бумаг вашего дяди вы нашли стихи. Они у вас здесь, в Сеговии?
- Стихи? - сказал Альварес-Польво, отворачивая от статуи смуглое помятое лицо. - Как странно вы их называете.
- Вы хотите сказать, что они не похожи на стихи? Что же они собой представляют? Как они написаны?
- Да как обычно, на том языке, на котором пишутся официальные бумаги. В соответствии с законом.
- Не понял.
- Я и сам ничего не понимаю. Но могу вам показать, о чем идет речь. Одна из бумаг при мне. Я ее захватил с собой. - Он вытащил документ из кармана.
Кларенс с трепетом взял листок в руки. Он оказался плотным глянцевитым и плотным. Нащупывалось тиснение. Ага, вот и печать. Что графиня сделала со стихами? Выгравировала? Бумагу украшала золоченая звезда. Он придвинулся поближе к свету и в затейливой рамке из зеленых завитушек прочел: Compania de Minas, S.A.*.
* Горнорудная компания, А.О. (исп.). 199
- Что это?.. Нет, это не то. Вы мне дали не ту бумагу. - Сердце у него колотилось. - Уберите ее. Пошарьте еще в кармане.
- Почему же не ту?
- Судя по всему, это акции.
- Ну да, акции рудников, а вы чего ожидали? Ведь вас это интересует, разве нет?
- Конечно же нет! Нет и нет! Какие еще рудники?
- Уранинитовые рудники в Марокко, вот что я имею в виду.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11