Жестом он пригласил нас сесть, а сам тем временем продолжал разговор. Вскоре стало понятно, что он говорит с Москвой, допытывается, задута ли первая доменная печь Кузнецкого завода. Ответы были, очевидно, не вполне определенными, не удовлетворяли его.
- Выясните поточней, потом звоните мне, - распорядился он и положил трубку.
Затем обернулся к нам и со свойственной ему раскрытостью души признался:
- Иногда, товарищи техники, я завидую вам, дьявольски завидую. Задуть новую печь, запустить новый мотор, какое это заманчивое дело!
Андрей сказал:
- А революция, товарищ Серго, разве не заманчивое дело?
Я подхватил:
- Да, разве это не заманчиво: потрясти, изменить весь мир?
Серго наклонился ко мне, поднес к густым усам ладонь, словно собирался шепнуть на ухо, и произнес:
- Скажу по секрету: все-таки, товарищ Бережков, не поменялся бы с вами специальностями.
В дверь постучали. Вошел директор Волжского завода, тяжеловес Кущин, в новом добротном костюме, в начищенных ботинках, выбритый. Поздоровавшись с ним, Серго сказал:
- Почему бы, товарищ директор, вам каждый день не иметь такого вида? Глядишь, и завод стал бы почище.
Пришли еще несколько человек, вызванных Орджоникидзе. Часы на стене вагона начали отбивать десять. Последний удар еще не прозвучал, как в дверях, к моему крайнему удивлению, появился Новицкий в неизменных сапогах, в суконной, военного покроя гимнастерке, перехваченной широким ремнем.
- Новицкий, - представился он. - Согласно вашему разрешению, товарищ нарком, прибыл.
- А, лорд - хранитель государственного плана, - сказал Орджоникидзе. - Точен...
- Вылетел самолетом, товарищ нарком.
- Лорд - хранитель государственного плана, - повторил Орджоникидзе. Плана, переплетенного в золоченую обложку. А неуемные таланты, черт бы их побрал, ломают все установления, нормы, не дают спокойно жить.
Очевидно, Орджоникидзе досконально знал о том, что произошло в институте.
Новицкий, стоя по-военному, держа руки по швам, произнес:
- Товарищ нарком, разрешите мне здесь, в присутствии товарища Бережкова, заявить: полностью признаю свою вину. Был момент или, верней сказать, период, когда я не понимал значения предложенного им мотора. Теперь весь институт будет повернут лицом к задаче создать в кратчайший срок первый мощный советский авиамотор.
- Сказано, словно по-писаному, - протянул Орджоникидзе.
- Глубоко продумал.
- Что же, если вина открыто признана, долой злобу из сердца. Товарищи, миритесь...
Новицкий повернулся ко мне:
- Алексей Николаевич, я был неправ. Поверьте, нелегко это сказать.
Заявление Новицкого тронуло меня.
- Павел Денисович, больше ни слова!
Он протянул мне руку.
- Алексей Николаевич, с нынешнего дня вместе будем драться за мотор!
- Мировую утверждаю, - сказал Орджоникидзе. Помолчав, он испытующе посмотрел на Новицкого. - А не настанет ли денек, когда один покаявшийся консерватор станет яростно защищать этот мотор от посягательств одного неуемного конструктора? Не скажет ли однажды Бережков: "Павел Денисович, это уже не годится, устарело, все переделаем по-новому..." - Обратив ко мне большие, блестящие, как спелая вишня, глаза, Серго добавил: - Дай бог, товарищ Бережков, чтобы когда-нибудь вы сами раньше всех это сказали.
Затем он открыл совещание.
- Давайте-ка, товарищи, подумаем, как нам скорей выпустить этот мотор. Он нужен нам до чертиков, как воздух, как вода. Иностранцы нам продали авиадвигатель, а у самих уже есть кое-что получше. В случае чего нас с этим их двигателем будут бить как миленьких. А мы не хотим быть битыми. Хотя товарищ Кущин, если судить по его делам...
- Товарищ Серго, - взмолился Кущин, - разве же я против?
- Теперь не найдется таких чудаков, которые сказали бы, что они против советского мотора. Теперь пошли другие речи: нельзя ли как-нибудь помедленнее взять шаг? Нельзя ли как-нибудь отодвинуть это дело? Кто ставит так вопрос, тот, по существу, способствует врагам социализма, врагам нашей страны, рассчитывающим, что в решающий час мы будем слабы.
Резко, без единого смягчающего слова это высказав, Орджоникидзе обратился ко мне:
- Изложите, пожалуйста, в чем вы нуждаетесь.
Я перечислил наши нужды и в заключение попросил усилить мою группу, командировать в мое распоряжение еще нескольких сильных работников.
Меня поддержал Новицкий:
- Мы выделим для товарища Бережкова нужных ему людей из состава института. Мобилизуем все наши резервы. Я прошу разрешить мне, товарищ нарком, самому выехать сюда с новой бригадой института, чтобы вместе с товарищем Бережковым добиться в кратчайший срок победы.
Орджоникидзе спросил:
- А что думает по этому поводу товарищ Никитин?
Андрей кратко сказал, что согласен с моими предложениями. Затем и Кущин заявил, что не возражает против усиления моей группы.
Орджоникидзе прищурился. Мне показалось, что я вижу хитрые огоньки в его глазах.
- Вот как? Пришли к одному мнению? А я, товарищи, намереваюсь поступить наоборот. Придется немного подсократить группу Бережкова, кое-кого у него забрать.
- У меня? Ни в коем случае!
- Лишь одного человека. Буду просить у вас товарища Никитина. Плохо ли будет, если он поработает здесь заместителем директора завода? Дадим подмогу Кущину. Чего, Кущин, молчишь? Думаешь, поведет свою линию? Поведет! Не будет относиться к советскому мотору, как к подкидышу. Прекратит эту позорную историю, когда группе Бережкова приходится чуть ли не контрабандой добывать детали для мотора... Твое мнение, Кущин? Может быть, возражаешь против такого заместителя?
- Не возражаю...
- А почему мрачен?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183