Хрущев все сделал правильно! Зачем нужна эта чересполосица в единой социалистической державе?! – вскинулась бабушка Аня на сына.
Почувствовав во вражеском стане замешательство, бабушка Эльза, благодарно посмотрев на зятя, усилила наступательный порыв.
– Кстати, на самом деле украинский борщ я училась готовить не в Крыму, там у меня не было необходимости подходить к плите, а в Харькове, в восемнадцатом году.
– Подождите, подождите, Эльза Георгиевна! – встрепенулась бабушка Аня. – Но в 1918 году в Харькове были белые!!!
Убийственность этого аргумента не вызывала у бабушки-старобольшевички сомнений.
Бабушка Эльза не успела ответить. Ее зять встрял с очередной репликой:
– Еще бы! Будучи любовницей генерала Врангеля, стоять У плиты было бы совсем непристойно!
– Во-первых, Миша, я была не любовницей, а любимой женщиной. Вам этого не понять, в советские времена о таких красивых и благородных отношениях не слышали. А во-вторых, Анна Яковлевна, где же еще можно было научиться варить настоящий украинский борщ, если не при белых?
Бабушка Аня набрала в рот воздух, чтобы что-то ответить, но, задержав дыхание на несколько секунд, выдохнула, ничего не сказав. Потом набрала воздух еще раз и опять, не найдя подходящих моменту выражений, выдохнула вхолостую.
– Как же я мог… Мой отец – один из первых советских писателей, строитель, можно сказать, метода соцреализма в литературе, моя мать – замначальника ЧК Украины, как же я мог жениться на дочери любимой женщины Врангеля! – подлил масла в огонь отец Вадима.
Умиротворение, как и всегда, внесла мать Вадима:
– Слава богу, что они в те годы не встретились. А то либо Миша, либо я на свет точно не появились бы. И Вадюши не было бы!
Тут все ласково посмотрели на Вадима. Именно внуки примиряют мировоззрения старших поколений.
– А мой отец был попом, – вдруг сообщила Елена Осиповна. – Я об этом никому не рассказывала. Кроме Тиши.
Она умолкла и поджала губы. То ли вспоминала отца, застреленного большевиками, то ли мужа, ими обласканного.
Глава 2
УЧЕБА
– Ну, теперь, как понимаешь, позорить мою фамилию ты не вправе. – Отец говорил без злости, так – воспитательный момент.
– А раньше был вправе? – откликнулся Вадим.
Он еще пребывал в возбужденно-удивленно-счастливом состоянии. Еще бы, пять минут назад Вадим и родители узнали, что его фамилия в списке студентов, принятых на первый курс вечернего факультета Всесоюзного юридического заочного института.
– И раньше был не вправе. Но делал! – назидательно продолжал отец.
– Миша, оставь! Не сейчас! Не в праздник же! Ты подумай, Вадюшка – студент! – С этими словами мать ласково прижалась щекой к плечу мужа, с умилением глядя на Вадима.
«В общем-то это действительно их праздник», – подумал Вадим.
– Знаешь что, – в Вадиме проснулся игрок, – давай сделаем так: если я за экзамен получаю пятерку, ты мне платишь десять рублей, если тройку – я тебе. Сданный зачет – с тебя трешка, несданный – с меня. Я все равно работать пойду, так что платить будет из чего.
– Вот! Об этом я и говорю: ты уже сейчас думаешь о том, как будешь платить, ты уже рассчитываешь получать тройки и заваливать зачеты!
– Воспитательный момент закрываем. Предлагаю договор. Да или нет?
– Как вы можете так говорить?! Оба! – вмешалась мама. – Ощущение, будто не отец с сыном разговаривают, а два торгаша на рынке торгуются!
– «Два торгаша на рынке» – это, мусь, ты имеешь в виду, когда продавщица овощного магазина покупает на рынке помидоры у грузина? – засмеялся Вадим.
– Да ну тебя! Я серьезно! Что за разговоры в интеллигентной семье? – Сердитые нотки в голосе не мешали маме смотреть на сына со счастливой улыбкой.
– А интеллигентность не подразумевает бескорыстие! И вообще, партия и правительство не исключают методы материального стимулирования при воспитании подрастающего поколения, хоть нам и предстоит в восьмидесятом году жить при коммунизме! – Вадим опять рассмеялся.
– Каком коммунизме? Почему в восьмидесятом? – перестала улыбаться мама. – Смотри где-нибудь в школе, то есть в институте, не ляпни! – Мама всегда боялась неприятностей для сына из-за его политических высказываний и анекдотов.
– Мусь, не дрейфь! Это из программы партии! Там прямо записано, что к 1980 году в стране будет построен коммунизм. – Вадим повернулся к отцу. – Так что, батя, институт за это время я окончить успею, и деньги мне на пороге коммунизма не помешают! По рукам?
Деваться отцу было, прямо скажем, некуда. Впрочем, с учетом того, как Вадим учился в школе, он особо и не рисковал. Плюс совсем не хотелось, чтобы свою будущую зарплату Вадим тратил неразумно. А в том, что так оно и будет, отец не сомневался. Пусть лучше выплачивает из нее долги за плохие отметки, а он будет выдавать сыну деньги на необходимое.
– Хорошо. За «неуд» будешь платить двадцать пять! – решил додавить отец.
– А может, ты мне дашь сначала выучиться, получить диплом, встать на ноги, а потом уж начнешь на мне зарабатывать? – съехидничал Вадим, который вдруг осознал, что при таком раскладе можно и на бобах остаться.
– Не примешь это условие – сделки не будет!
– Фу, какое неинтеллигентное слово – «сделка», – возмутилась мама.
– Илона! Это юридический термин, – успокоил ее отец.
– Хорошо! За пятерку – ты мне десять, за тройку – я тебе десять. А двойка – двадцать пять. Так?
– Так!
– Сданный зачет – трояк, несданный тоже, но наоборот.
– Ты неправильно строишь фразу, Вадим! – опять вступила в разговор мама. – Так по-русски не говорят.
Советская власть строго следила за тем, чтобы никто не жил хорошо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36