«Как и вы, мы – законопослушные американские граждане, которые поддерживают Конституцию и платят налоги, – говорилось в листовке. – Мы лишь против той беспощадности, с которой человеческое состояние навязано живым организмам, ничем его не заслужившим и не способным его избежать. Почему, собственно, так должно быть?» Листовка далее переходила к описанию доступным языком различных неудачных аспектов человеческого состояния, как то: смерть, непристойные и унизительные телесные функции, ограниченность человеческого понимания и химеру любви. Завершалась листовка разделом, озаглавленным «Что делать?» – это, как утверждает Генри Макки, знаменитый революционный афоризм, который простым доступным языком излагает программу Генри Макки по овеществлению человеческого состояния от самых основ и выше.
Подошла негритянская дама, взяла одну листовку, внимательно прочла, а потом сказала:
– По мне так вылитые коммунисты!
Эдвард Эшер заметил, что, как ясно людям чего-нибудь ни излагай, им постоянно хочется верить, что ты коммунист. Он рассказал, как однажды протестовал в Майами против вивисекции беспомощных животных, и его обвинили в том, что он – нацистский коммунист, а это, как он объяснил, есть терминологическое противоречие. Еще он сказал, что дамы обычно – хуже всего.
К тому времени большая толпа, собравшаяся на телевизионщиков, расползлась. Посему пикетчики посредством автомобиля Эдварда Эшера перенесли место демонстрации на Рокфеллер-плазу в Рокфеллеровском центре. Множество людей там бездельничали, поглощали ланч и т. д., и мы задействовали дополнительные плакаты с новыми лозунгами, гласившими:
ПОЧЕМУ ВЫ СТОИТЕ ГДЕ ВЫ СТОИТЕ?
ДУША НЕ!
ХВАТИТ
ИСКУССТВА
КУЛЬТУРЫ
ЛЮБВИ
ПОМНИТЕ: ВЫ – ПРАХ!
Дождь перестал и цветы пахли изумительно тонко. Пикетчики выдвинулись на позиции у ресторана (жаль, что тебя здесь не было, Мэри, поскольку мне это напомнило кое о чем, о том, что ты сказала в тот вечер, когда мы пошли в «Блуминдейлз» и купили тебе новый купальный костюм светло-вишневого цвета: «Цвет новорожденного младенца», – сказала ты, и цветы были такого же, по крайней мере, некоторые). Люди с фотоаппаратами на шеях снимали нас, будто никогда раньше не видели живую демонстрацию. Пикетчики между собой переговаривались, как это смешно: туристы с фотографиями нашей демонстрации в альбомах у себя в Калифорнии, Айове, Мичигане, люди, которых мы совсем не знаем и которые совсем не знают нас, которым до нашей демонстрации и дела-то никакого нет, да и до состояния человека, в котором они так погрязли, что не могут отстраниться и посмотреть на него и понять, что оно вообще такое.
– Ситуация парадигматическая, – сказал Генри Макки, – она иллюстрирует дистанцию между потенциальными знатцами, разделяющими здравый взгляд на мир, и тем, что следует знать, – оно избегает их знания, пока они ведут свое мирское существование.
В это время (14.45) к демонстрантам подступила группа молодежи в возрастном интервале, я бы сказал, от шестнадцати до двадцати одного. На них были куртки с капюшонами, футболки, узкие штаны и т. д., и они, со всей очевидностью, были малолетними правонарушителями из неблагополучных районов города и разбитых семей, где им не доставалось никакой любви. Пикетчиков они окружили угрожающим манером. Их было примерно семеро. Вожак (причем, Мэри, не самый старший; он был моложе некоторых, высокий, со своеобразным лицом, тупым и интеллигентным одновременно) походил вокруг, с преувеличенным любопытством разглядывая наши плакаты.
– Вы чё, парни, – наконец спросил он, – придурки какие-то или чё?
Генри Макки спокойно ответил, что пикетчики – американские граждане, осуществляющие свое право на мирные демонстрации согласно Конституции.
Вожак посмотрел на Генри Макки.
– Вы фофаны какие-то, да? – сказал он. После чего выхватил пачку листовок из рук Эдварда Эшера, а когда Эдвард Эшер попробовал их вернуть, изящно отскочил подальше, и пара его дружков заступила Эшеру путь. – Вы чё это, фофаны, делаете? – спросил он. – Чё это за срань?
– Вы не имеете права… – начал было Генри Макки, но вожак молодежи тут подошел к нему вплотную.
– Это что такое – вы в Бога не верите? – поинтересовался он. Остальные тоже придвинулись.
– Вопрос не в этом, – сказал Генри Макки. – Вера или неверие – не суть. Состояние не меняется, верите вы или нет. Человеческое состояние – это…
– Слушай, – сказал вожак, – я-то думал, что вы, парни, каждый день в церковь ходите. А теперь ты мне трындишь, что фофаны в Бога не верят. Ты мне тюльку, что ли, вешаешь?
Генри Макки ответил, что вера тут ни при чем, и сказал, что вопрос скорее – в беспомощности человека в тисках определения самого себя, которое не он выводил, которое не изменить никакими человеческими действиями и которое состоит в фундаментальном противоречии с любым человеческим представлением о том, что должно иметь место. Пикетчики же просто подвергают такое положение дел радикальному пересмотру, сказал он.
– Ты мне тюльку вешаешь, – сказал юноша и предпринял попытку пнуть Генри Макки в промежность, но Макки вовремя увернулся. Прочие юноши, тем не менее, напрыгнули на пикетчиков прямо посреди Рокфеллеровского центра. Генри Макки швырнули на мостовую и неоднократно отпинали по голове, с Эдварда Эшера сорвали куртку, и он подвергся множественным ударам по почкам и другим местам, а Говард Эттл заполучил перелом ребра от юноши по имени Тесак, который двинул Говарда об стену и продолжал яростно колотить, несмотря на то, что зеваки пытались вмешаться (по крайней мере, некоторые).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44