— Когда ты рядом, мне не страшно, — сказала Эльза. — Какой ты храбрый, Джоби!
Джоби пожал плечами.
— Я только исполняю свой долг…
Эльза подарила его лучезарной улыбкой; поверх ее головы он увидел, как, пробираясь на четвереньках вдоль цепочки бойцов, к ним приближается директор школы.
— Ну как? — спрашивал он то одного, то другого. — Не тревожьтесь, к нам спешит подмога. Нам бы только еще чуточку продержаться.
— Как тут у вас? — спросил он, когда поравнялся с Джоби и Эльзой.
— Все в порядке, сэр, — отвечал ему Джоби.
— Вот и прекрасно! Молодцы, славно деретесь! — Мистер Моррисон осторожно поднял голову и выглянул наружу. — Что ж, кажется, мы недурно их угостили, долго будут помнить. Едва ли теперь посмеют сунуться еще раз… — Он осекся и замер. — Ах ты черт! Глядите!
Джоби, вскинув винтовку, приподнялся. Один из вражеских солдат перелез через насыпь и побежал по открытой площадке к школе, держа в правой руке маленький круглый предмет.
— Ручная граната! — воскликнул директор, и тотчас Джоби спокойно промолвил:
— Предоставьте его мне, сэр.
Он успел уже взять солдата на мушку; ствол его винтовки покоился на карнизе и слегка поворачивался, держа бегущего под прицелом. Джоби хладнокровно выжидал; вот солдат остановился, выдернул чеку из гранаты, занес руку — и в то же мгновение Джоби выстрелил. Он не промахнулся; солдат рухнул как подкошенный, и граната взорвалась, взметнув в воздух осколки асфальта.
— Отличный выстрел, Джоби! — крикнул ему директор.
— Что вы, сэр, пустяки, — отрывисто отозвался Джоби, держа под прицелом насыпь, из-за которой в любую минуту мог показаться следующий.
Эльза не сводила с него глаз, и в них светилось восхищение…
Чей-то голос раздался у него над ухом.
— А? — Джоби встрепенулся; над ним стоял парикмахер в темном халате.
— Стричься, говорю, собираешься? Или так и будешь сидеть здесь до вечера?
— Ой, простите. — Джоби встал и пошел на освободившееся место.
— Где ты витал сейчас, за тридевять земель? — Парикмахер мистер Манли встряхнул салфетку, округлым привычным движением накинул ее на плечи Джоби и заткнул края ему за воротник.
— Так, задумался.
— Оно и видно. Два раза окликал тебя, и все напрасно. — Высоченный, худой, с бельмом на глазу, парикмахер, полязгивая ножницами, склонился над Джоби плакучей ивой. — Как будем стричь? Наголо? Дешево и сердито!
Джоби улыбнулся ему, глядя в зеркало, где его отражение, уменьшаясь с каждым разом, повторялось вновь и вновь, потому что прямо напротив, за спиной, висело на стене другое зеркало.
— Подровняйте, пожалуйста, на затылке и с боков, а челку не трогайте. Я отпускаю себе зачес.
— Хм-м. В таком разе изобразим тебе пробор и смажем бриллиантином, чтоб держалось.
Пока парикмахер колдовал над его головой, Джоби разглядывал флаконы, баночки и пульверизаторы, теснящиеся на трельяже. Помимо широко известных патентованных эликсиров, лосьонов и помад, мистер Манли пользовался снадобьем собственного изготовления, которое составлял у себя в каморке и разливал по чистым аптечным склянкам, снабдив их этикеткой: «Фиксатуар „Помона“. Фиксатуар стоил дешево и пользовался большим спросом у молодых щеголей и у подростков, вступающих в ту пору, когда начинают заботиться о своей наружности, — он усмирял самые непокорные вихры. Жаль только, быстро высыхал, застывая на прическе тонкой и ломкой пленкой, которая под зубцами гребешка рассыпалась и оседала на плечи, подобно густой перхоти.
— А скажи-ка ты мне, — заговорил опять парикмахер, выключив стрекочущую машинку и снова вооружаясь ножницами, — как себя чувствует твоя мамаша?
— Мама в больнице, — сказал Джоби.
— Да, слыхали.
Каждая парикмахерская в городишке служила как бы перевалочным пунктом для местных сплетен и новостей. Досужие старички — вроде того, что притулился сейчас в углу и, опершись на палку, поставленную между ног, мирно посасывает беззубым ртом дочерна прокуренную трубку, придерживая ее заскорузлыми пальцами, — просиживают здесь часами, ловя слухи и передавая их дальше в сильно приукрашенном виде, тешась нескончаемыми и бессвязными спорами о том, кто кем кому доводится и от кого ведется чей род, смакуя заново давно забытые скандальные истории и держа ушки на макушке в ожидании новых. А поглядеть со стороны — заняты старички медлительным ходом своих размышлений и все другое-прочее их словно бы не очень трогает.
— Что же, сделали ей операцию?
— Сделали, позавчера.
— Стало быть, скоро выпишут домой?
— Наверно.
— Худо небось живется без матери?
— Я покамест живу у тети Дэзи.
— Вон что! А как отец — сам себя, что ли, обихаживает?
— К нему Мона приходит убираться, моя двоюродная сестра.
— Понятно.
Правда, последнее время разговоры в парикмахерской были подчинены одной главной теме: надо ли в скором будущем ждать войны. Год назад, когда она казалась неизбежной, ее с трудом удалось предотвратить, но, видно, этому ненасытному Гитлеру все мало. Мнения посетителей расходились. Одни стояли за политику умиротворения, проводимую Чемберленом; другие, кто еще недавно обзывал Черчилля поджигателем войны, пришли к тому, что Черчилль с Иденом правы: давно надо было перевооружиться и показать Германии, что есть черта, которую ей не позволят перейти без войны. Теперь Гитлер бряцает оружием, угрожая Польше, с которой наши, оказывается, связаны договором. Неужели Гитлер не понимает, что, если он нападет на Польшу, мы тоже вступим в войну? А кстати — вступим ли? Это еще не факт. Кое-кто из завсегдатаев парикмахерской имел по этому поводу сомнения. Уж если говорить откровенно — чего ради?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36