— Как твои занятия по ароматерапии?
Хилари поджала губы.
— Я не занимаюсь ароматерапией, — процедила она.
Мы просидели в таком напряжении несколько минут, и Хилари внезапно засомневалась, правильный ли синий джемпер она купила.
— Если я сейчас же вернусь в «Дэвид Джонс», то, пожалуй, успею до закрытия, — сказала она. Чушь, конечно: магазин был всего в двух кварталах, в запасе у Хилари оставалось несколько часов.
— Ну, в общем, я пошла, — возвестила она тоном, каким обычно вытуривала детей из библиотеки перед закрытием. И мы остались одни — если можно говорить об уединении, когда вокруг стоит гул голосов, а над тобой нависают официантки.
— Все такая же, — заметил Дэн.
Это он о Хил.
— Моя команда поддержки.
— Ну, тебе повезло.
— Ответь мне на один вопрос. Мужчины именно поэтому так поступают?
— Как поступают? — не понял Дэн.
— Кидаются за первой встречной юбкой.
— Можно точнее?
— Брось эти адвокатские увертки.
Я думала, он встанет и уйдет. Остался. Сидел, смотрел и улыбался.
— Ты хочешь сказать — мужчинам нужны женщины именно потому, что у них нет надежных друзей?
— Да.
— Ну, и поэтому тоже.
Я подумала о том идиоте-футболисте, который называл его Мужиком Дэном, и от души посочувствовала. И еще припомнила его братцев: вся их взаимная поддержка выражалась в том, что они отвешивали друг другу щелбаны. Но больше всего я думала о Дэне и адвокатихе.
— Что-то ее с тобой не видно.
— Будет видно минут через двадцать, — сказал Дэн, бросая взгляд на наручные часы.
И вот тут все стало до тошнотворного реально. Я задумалась: чем она занята сейчас? Делает очередную татуировку? Треплется с байкерами из банды «Ангелы Ада»?
— Господи, до чего ненавижу Сидней! — вырвалось у меня.
— Почему? Он же тебе всегда нравился.
— Он такой маленький. Все, кого я знаю, умещаются на одной улице. Хотела бы я жить в... — Я пыталась вспомнить что-нибудь очень большое, но так и не сумела. — Ненавижу... Вот так с кем-нибудь сталкиваться.
Я изо всех сил сдерживала слезы. Дэн потянулся ко мне. А что ему еще оставалось делать? Он никогда не был подонком. Я пыталась забеременеть тайком от него, а так нельзя делать, и с какой стати прощать мне эту выходку.
— Дэн, я не вынесу...
— Чего именно? — спросил он.
— Ревности. То есть нет. Оскорбления. Меня будто сбросили с конвейера. Ты мог так легко и просто переключиться на нее?
— У тебя слишком завышенные требования к морали.
— Но должны же быть какие-то правила. И они есть.
Он покачал головой.
— Нет. Никаких правил нет.
— Ты любишь ее?
Он улыбнулся и ничего не ответил.
— Я люблю тебя, Дэн.
Придурок-официант болтался вокруг со здоровенной треснутой мельницей для перца — это к моему сандвичу. Дэн спровадил его, а я вытерла пальцем потекшую черную тушь.
— Ладно, пойдем.
Он взял меня под локоть, повел к стойке, и вот, миновав группу японских туристов, спотыкаясь об огромные пластиковые сумки, мы очутились на улице и нырнули в его машину. Сам вид этой машины оказался для меня очередным ударом. «Ровер» с вмятиной спереди, с футбольными наклейками, налепленными на заднее стекло, — частичка нашей прежней жизни, именно в этом драндулете мы смеялись, вопили, слушали музыку, занимались сексом.
Очутившись на переднем сиденье, я снова вспомнила Татуированную Адвокатиху и опять расплакалась. А Дэн уже говорил по мобильнику — с ней. По имени он ее не называл, но я же знала, что это она. Разговаривал Дэн подчеркнуто деловым тоном, так, будто они обсуждали своего клиента, но я поняла, что адвокатиха догадалась, в чем дело. И разумеется, отнеслась к этому здраво и мудро. Такая сдержанная. Взрослая. Убила бы!
— У вас, значит, мобильники.
— Ага. Это онанизм такой.
— Можно о ней кое-что сказать?
Он вздохнул. Такой глубокий вздох...
— Мне просто интересно — это что, был выпад в мой адрес?
— Мы с Эрикой давние друзья, — возразил Дэн.
— Эрика. Хоть теперь запомню.
— Она мало чем отличается от твоих подружек, — заметил он.
— Каких еще подружек?
— Ну, вроде Джоди твоей. Вовсе это не выпад в твой адрес.
— Не могу представить ее на футболе, — процедила я.
— Ну что ты. Наша дружба — это совсем иное.
— А-а, — протянула я. — Так это у вас дружба.
— Да.
— В жизни большей брехни не слышала.
— Ну что же. Тем не менее так оно и есть.
Я вскипела.
— Вы друг с другом спите и называете это дружбой?!
— Вик, ты знаешь, я не выношу такого тона.
— Скажи мне правду!
— Мы не спим.
— Но будете спать. Никакая это не дружба. Верно?
Он отрицательно помотал головой.
— Значит, ты не выносишь такого тона, — услышала я свой собственный голос. — Ну так позволь мне кое-что сказать. А я не выношу, когда ты весь раздуваешься от самодовольства!
И он даже не счел нужным ответить.
— Ты у нас всегда прав, а я никогда не права, и ты у нас — такой умный, а я — дура набитая!
— Я не говорил ничего подобного. Просто твой тон... Знаешь, очень трудно разговаривать, когда ты...
— ВОТ КАК, ДА?! — заорала я, заорала так, что если в проезжающих автомобилях стекла были опущены, то там меня, конечно, услышали.
Мы ехали молча. Где-то в глубине души мне хотелось очутиться в одной из параллельных вселенных — в той, где мы с Хилари встали и, прошествовав мимо столика Дэна, удалились из кафе. Будь неладна эта его доброта, это его благодушие! Так может вести себя человек, уже отправивший меня в мусорную корзину — со штемпелем «славная старушка Виктория», и я ненавижу, ненавижу, ненавижу! Ненавижу, когда не остается надежд. Когда мы подъехали к стоянке у моего дома, оттуда чуть ли не боком выруливал Билл.
— Господи, ну и дерьмовый же водила!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92