Когда капля становится морем, сколько слез можно увидеть в одной улыбке! Сколько веков помещается в одном мгновенье! Что же это за минута?
– Я тоже этого хочу, – сказала Назан и, повернув лицо, стала смотреть в окно.
– Почему?
– Да потому, что я его любовница! Девка!
Все встало на свое место. Стены и потолок перестали кружиться, люстра перестала раскачиваться. Ковры больше не улыбались. Теперь доктор видел лишь одну комнату, одну постель и одну женщину.
– Где твой отец? – спросил доктор.
– Он умер во время той эпидемии.
Доктор открыл чемоданчик, но тут же снова закрыл его и взял руку Назан. Потом он отпустил ее, и она бессильно упала на одеяло. Назан так посмотрела на доктора, что ему показалось, будто в ее глазах скрывается потайная лестница, по которой она приглашает доктора взойти. «Смотри, доктор, – казалось, говорили ее глаза, – он ведь только прикасался ко мне, но моя душа никогда не принадлежала ему. Моя душа осталась прежней. Посмотри, я все та же простая, застенчивая Назан, какой была всегда. Доктор, неужели ты не видишь, что я осталась прежней Назан, дочерью пламенного солнца!»
И вдруг она разрыдалась, закрыв лицо руками.
– Почему вы не пришли тогда в мою деревню, доктор? – говорила она сквозь слезы. – О, почему вы не пришли тогда ко мне?! Доктор! Доктор!
Молча вышел он из комнаты.
Вечером, еще раз перечитав письмо своего отца, он разорвал его и бросил. Потом сел и написал прошение об отставке на имя министра.
Прошло много лет. Доктор состарился, обрюзг и потолстел. Волосы его стали совсем седыми, но он не оставлял своей практики, хотя был уже богат.
Он так и не женился. Взяв к себе сына своего младшего брата, он воспитал его, дал ему образование, и племянник, недавно успешно защитив диплом врача, получил назначение и уехал на работу в деревню.
Сейчас письмо племянника лежало перед старым доктором. Он развернул его дрожащими руками и стал читать. Мусавуд благодарил дядю за его доброту и настойчиво звал приехать к нему в деревню. Присутствие Мусавуда стало для старого доктора необходимым. Он не мог далее выносить разлуки с ним. На глазах старика показались слезы. Он снял очки и вытер их. Потом позвал слугу и приказал ему подготовить все для отъезда.
По мере того как доктор подъезжал к деревне, сердце его билось все сильней и сильней. Да, это была та самая деревня, в которую он еще молодым человеком уехал на работу. Та же река, те же рисовые поля, те же горные склоны, поросшие кедрами и каштанами, те же горные вершины, покрытые нетающими снегами. С каждым шагом своего пони он приближался к прошедшей молодости.
Подъехав к больнице, он слез с пони и, передав поводья слуге, пошел пешком. Вот аптека, вот бунгало врача. Да, то же самое бунгало. И то же грушевое дерево, но каким большим и раскидистым оно стало! Доктор прошел в сад. Вот и эвкалипт, но как он окреп, каким он стал могучим!
И вдруг сердце его остановилось. Под деревом он увидел девушку. Она стояла, держась рукой за ветку, и раскачивала ее. Девушка, как две капли воды, походила на Назан. Те же голубые волосы, то же белое лицо, та же точеная фигурка. На ее голубой кофточке горели серебряные пуговицы, на шее переливалось серебряное ожерелье. Назан! Нет, не Назан! А может быть, и Назан!
В это время из дверей больницы выбежал Мусавуд и заключил дядю в объятия. Старый доктор дрожащими руками прижимал племянника к груди и поцеловал в лоб.
– О, я не думал, что вы приедете! – сказал радостно Мусавуд. – Я так рад, так рад, дорогой отец!
Слова «дорогой отец», услышанные из уст племянника, растрогали старого доктора до слез.
– Пойдемте в дом, – сказал Мусавуд, беря доктора под руку.
И тут он увидел ту, которая стояла под деревом и раскачивала ветку. Только на минуту Мусавуд помедлил, а потом, решительно повернувшись к доктору, сказал:
– Пойдемте же в дом, дорогой отец!
– Нет, сынок, – сказал доктор. – Прежде ты пойди туда. – И он кивнул головой в сторону эвкалипта.
Племянник смутился.
– Никто не знает, что случится завтра, – продолжал доктор. – Или даже в следующую минуту… Однажды в моей жизни наступила такая минута, но я ее прозевал. Теперь ты можешь совершить такую же ошибку. Иди, сын мой, иди и помни, что даже бог может ждать, но любовь не может! Потому что бог – творец времени, любовь же – только его улыбка. Иди, мой сын, и скажи ей все то, что я когда-то не мог сказать.
Лицо Мусавуда озарилось улыбкой. Он гордился своим приемным отцом. Мусавуд повернулся и пошел к старому эвкалипту. Доктор смотрел ему вслед до тех пор, пока он не подошел к девушке и не взял ее за руку. Только тогда он отвернулся. Глаза его затуманились слезами. Он снял очки и протер их. А потом, прислонившись к стволу груши, долго смотрел на горы. И ему казалось, что сегодня весь воздух был напоен ароматом локонов Назан, и что на устах вечерней зари играла краснота ее губ, и что ее голубая кофточка простиралась далеко, далеко до самого горизонта. А величественные кедры и каштаны, росшие на склонах гор, походили на минареты древних мечетей.

1 2 3 4