– Чтобы вымыть нижнюю половину, – сказала Дженнн, – изогнись вот так и опустись немного, полулежи-полусиди… Очень хорошо!.. Обопрись на правую лапку, а левую прижми, чтоб не мешала. Так. Мой левую сторону до конца, перевернись и мой правую.Питер все выполнил, удивляясь, как это легко, и даже попытался вылизать хвост, но Дженни его поправила.– Придержи его лапой. Да, да, правой. На нее опирайся, ей и держи. Вот так. Мыть под хвостом научимся позже. Сейчас отработаем живот, манишку, лапы и внутреннюю сторону ляжек.Передние лапки он вылизал с легкостью, но к манишке перейти не сумел.– Со временем, – сказала Дженни, – будешь мыть манишку сидя, но пока ложись, так легче. Ложись на бок, как я…Он лег и обнаружил, что может мыть свой мех прямо под подбородком. Однако дальше груди он не дотянулся.– Да, это потрудней, – улыбнулась Дженни, – смотри на меня. Сядь, и притом на хвост. Обопрись на любую из передних лап, можно и на обе. Задние расставь. Главное – правильно изогнуться, мы ведь очень гибкие.Все выходило так хорошо, что Дженни ввела новый метод.– А как ты вымоешь задние лапы изнутри? – спросила она.– Ну, это легко! – опрометчиво ответил Питер, но у него ничего не получилось, хвост и лапы начисто перепутались, и он неуклюже повалился на бок. Дженни огорчилась и раскаялась:– Ах ты, зря это я! Догадаться очень трудно, и сама поза трудная. Ты слышал такое выражение – «нога пистолетом»? Ну, видеть-то ты видел. – И она подняла правую заднюю лапу прямо вверх. Поза была совершенно немыслимая, ее мог бы повторить только циркач, и все же Питер принялся за дело, но снова чуть не завязался узлом.– Нет, смотри, – сказала Дженни. – Давай по порядку. Сперва примостись покрепче на основании хвоста (Питер примостился). Ободрись на левую переднюю лапу. Так. Теперь сядь поудобней, а спину изогни (Питер превратился в заглавное "С"). Вытяни левую заднюю во всю длину, для равновесия, тогда не свалишься. А вот теперь вытягивай правую прямо вверх. Да, хорошо, только не внутри правой передней, а снаружи. Ну, вот! Опирайся как следует, всем весом, прекрасно!Питер обрадовался, и ему захотелось, чтобы няня увидела его. Теперь он лизал где хотел, без подсказок, сам вылизал левую лапу, вызвав восхищение наставницы, которая, однако, сообщила, что и это еще не все: он не умеет мыть затылок, уши и морду.Питер с готовностью высунул язык, но ничего не получалось, и он жалобно проговорил:– Вот оно, самое трудное…– Нет. Это самое легкое, – улыбнулась Дженни. – Смочи переднюю лапу… (он смочил) и мой, где хочешь.И Питер вымыл дочиста сперва уши, потом щеки, потом затылок, потом усы и подусники и, наконец, маленький треугольник под самым подбородком.В последних лучах солнца он видел, как сверкает его белейший мех, который стал пушистым и нежным, словно шелк, но глаза у него слиплись, и будто издалека доносился ласковый голос Дженни:– Теперь мы оба поспим, а потом я расскажу тебе о себе. Глава 6. ДЖЕННИ РАССКАЗЫВАЕТ О СЕБЕ Как я уже говорила, – сказала она, проснувшись, – зовут меня Дженни и во мне, прибавлю, есть шотландская кровь. И моя мать, и я сама родом из Глазго. Собственно, род наш восходит к Африке. Предки мои попали в Испанию и служили на кораблях Великой Армады. Одна из них приплыл на доске к шотландскому берегу. Фамилия наша – Макмурр.– Я читал, как адмирал Дрейк победил Армаду, – вставил Питер, – и буря разбросала галеоны, но про кошек там не было…– Однако служили и кошки на этих галеонах, – сказала Дженни. – Строго говоря, что нам Испания! Мы жили задолго до того в Египте. Ты заметил, какая у меня маленькая голова? Египетская порода. Конечно, и лапки…Дженни легла на бок и протянула Питеру все четыре лапы.И подушечки и вся внутренняя сторона оказались черными. У Питера они были розовые.– Когда знаешь, кто твои предки, – продолжала Дженни, – все же как-то легче. Из Глазго в Лондон нас привезли в корзине, и маму, и сестер, и меня. Мама очень хорошо учила нас, воспитывала, и меня забрали в одну семью к одной девочке. Три года я не знала горя.– Девочка была хорошая? – спросил Питер.Дженни ответила не сразу и, уже не стесняясь, смахнула лапкой слезу.– Лучше некуда, – отвечала она. – Звали ее Элизабет, Бетси. Когда она возвращалась из школы, я прыгала к ней на руки, она меня обнимала, а я терлась о ее щеку, и мы долго ходили вместе, словно у нее на шее – меховое боа.Именно об этом мечтал Питер и вздохнул. Вздохнула и Дженни.– На рождество и на Новый год, – продолжала она, – мне разрешали залезать в коробки. На мой день рождения Бетси звала гостей, и мне дарили подарки. Все меня любили, и я их любила, я даже понимала кое-что по-человечьи, хотя язык этот и труден и неблагозвучен. И вот однажды, два года тому назад, я заметила, что все чем-то заняты. Вскоре я поняла, что мы переезжаем. Только не знала, в другой дом или за город, на дачу.Дженни прикрыла глаза на минутку, словно хотела получше вспомнить свою беду. Потом открыла их, вздохнула и продолжала рассказ:– Дом у нас был большой, паковали все очень долго, а я ходила, нюхала, терлась об вещи, чтобы получше понять, что к чему. Сам знаешь, как много вам скажут усики (Питер этого не знал, но не возразил ей). Но я ничего не поняла, и особенно меня сбило с толку то, что хозяйка моя уходила с Бетси на ночь. Каждый вечер мою корзину переносили наверх, в мансарду, и ставили мне блюдечко молока. А однажды утром никто не пришел. И вообще никто больше не пришел, ни хозяйка, ни Бетси!.. Они меня бросили.– Бедная ты, бедная! – воскликнул Питер и тут же прибавил: – Нет, не может быть. С ними что-нибудь случилось.– Побудешь кошкой с мое, – сказала Дженни, – поймешь, что такое люди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19