Если вы знаете, что смерть происходит только с телом, но не с вами, вы просто наблюдаете, как ваше тело спадает, как сброшенное одеяние.
В: Я полностью осознаю, что мой страх смерти вызван опасением, а не знанием.
М: Человеческие существа умирают каждую секунду, страх и агония умирания висят над миром, подобно облаку. Неудивительно, что вы тоже боитесь. Но стоит вам узнать, что умирает только тело, а не непрерывность памяти и не чувство «я есть», отражённое в ней, и вы больше не будете бояться.
В: Хорошо, умрём — увидим.
М: Уделите этому внимание, и увидите, что рождение и смерть являются одним, что жизнь пульсирует между бытием и небытием и что одно нуждается в другом для целостности. Вы рождаетесь, чтобы умирать, и умираете, чтобы рождаться.
В: Разве непривязанность не останавливает этот процесс?
М: С непривязанностью уходит страх, но не факт умирания.
В: Значит, я буду вынуждена родиться снова? Какой ужас!
М: Нет никакого принуждения. Вы получаете то, что хотите. Вы сами строите свои планы и исполняете их.
В: Мы сами приговариваем себя к страданию?
М: Мы растём благодаря исследованию, а чтобы исследовать, нам нужен опыт. Мы склонны повторять то, что не поняли. Если мы чувствительны и разумны, нам не нужно страдать. Боль — это призыв к вниманию и наказание за беспечность. Мудрое и сострадательное действие — единственное лекарство.
В: Именно потому что у меня прибавилось мудрости, я не хочу больше страдать. Что плохого в самоубийстве?
М: Ничего плохого, если оно решит проблему. А что, если не решит? Страдание, вызванное посторонними факторами, — какая-нибудь тяжёлая неизлечимая болезнь или невыносимое несчастье — может служить некоторым оправданием, но если не хватает мудрости и сострадания, самоубийство не поможет. Глупая смерть означает повторно рождённую глупость. Кроме того, существует вопрос кармы . Терпение — обычно самое мудрое поведение.
В: Нужно ли терпеть страдание, даже самое острое и безнадёжное?
М: Терпение — это одно, а безнадёжная агония — другое. Терпение наполнено смыслом и даёт результаты, а агония бесполезна.
В: К чему беспокоиться о карме ? Она как-нибудь сама о себе позаботится.
М: Большая часть нашей кармы коллективная. Мы страдаем за грехи других, так же как другие страдают за наши. Человечество едино. Неведение — это факт, который не меняется. Мы могли бы быть гораздо более счастливыми людьми, если бы не наше равнодушие к страданиям других.
В: Я обнаружила, что стала гораздо более ответственной.
М: Хорошо. Когда вы это говорите, какой образ у вас в уме? Вы сами как ответственная личность в женском теле?
В: Есть тело, есть сострадание и есть память и множество других вещей и отношений. Вместе их можно назвать личностью.
М: Включая идею «я есть»?
В: «Я есть» подобно корзине, в которой содержатся вещи, составляющие личность.
М: Или, скорее, это ива, из прутьев которой сплетена корзина. Когда вы думаете о себе как о женщине, вы имеете в виду, что вы женщина или что ваше тело описывается как женское?
В: Это зависит от моего настроения. Иногда я чувствую себя просто центром осознания.
М: Или океаном осознания. Но бывают ли у вас моменты, когда вы не являетесь ни мужчиной, ни женщиной, ни чем-то случайным, вызванным обстоятельствами и условиями?
В: Да, бывают, но мне неудобно говорить об этом.
М: Намека вполне достаточно. Вам не нужно говорить больше.
В: Мне можно курить в вашем присутствии? Я знаю, что не принято курить в присутствии святых, особенно женщине.
М: Курите, ради бога, никто не будет возражать. Мы понимаем.
В: Мне нужно успокоиться.
М: Такое очень часто случается с американцами и европейцами. После протяжённой садханы они чувствуют переполнение энергией и судорожно ищут ей выход. Они организуют сообщества, становятся учителями Йоги, женятся, пишут книги — всё, кроме того, чтобы оставаться безмолвными и повернуть свою энергию внутрь, к источнику неистощимой силы, и научиться удерживать её под контролем.
В: Я признаюсь, что сейчас мне хочется вернуться и жить очень активной жизнью, потому что я полна энергии.
М: Вы можете делать всё, что вам хочется, если не будете считать себя этим телом и этим умом. Это не столько вопрос фактического отказа от тела и всего, что с ним связано, сколько ясное понимание того, что вы не являетесь телом, чувство отчуждённости, эмоциональной невовлечённости.
В: Я знаю, что вы имеете в виду. Около четырёх лет назад я прошла через период отрицания всего физического. Я не покупала себе одежду, ела только самую простую пищу, спала на голых досках. Значение имеет приятие лишений, а не фактический дискомфорт. Сейчас я понимаю, что лучше всего принимать жизнь такой, какая она приходит, и любить всё, что она предлагает. С благодарным сердцем я приму всё, что придёт ко мне, и использую это наилучшим образом. Если я не могу сделать ничего лучше, чем подарить жизнь и истинную культуру своим детям, — то и этого достаточно; хотя моё сердце открыто для всех детей, я не могу помогать всем.
М: Вы являетесь супругой и матерью только тогда, когда в вас мужское-женское сознание. Когда вы не принимаете себя за тело, тогда семейная жизнь тела, какой бы интенсивной и интересной она ни была, видится как всего лишь игра на экране ума, где свет осознания — единственная реальность.
В: Почему вы настаиваете на осознании как на единственно реальном? Разве объект осознания не столь же реален, пока он существует?
М: Но он не существует! Мимолётная реальность вторична, она зависит от безвременного.
В: Вы имеете в виду непрерывное или постоянное?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189