Они очень долго ждали возвращения Гуго, и наконец он появился, облаченный в плащ тамплиера и выглядевший «очень бледным и словно чем-то взволнованным, даже ошеломленным» , хотя до того был полон радостного воодушевления. На следующий день Гишар де Марсийяк спросил Гуго, что случилось, и тот ответил: никогда больше не знать ему радости ц душевного покоя, — но более ничего не прибавил. Когда же другие, по наущению Гишара, попытались расспросить его, это также ничего не дало и лишь растревожило юношу. Наконец одному из его друзей, Ланселоту де Паспрет, канонику из Орлеана, все-таки удалось выяснить, что Гуго сделал себе круглую печать, на которой были вырезаны слова «Sigillum Hugonis Perditi» — т. е. «печать погибшего Гуго». Каноник полагал, что Гуго из-за этого был в полном отчаянии, и Гишар попытался заставить своих родственников уговорить Гуго сломать эту печать. Однако ему удалось лишь получить отпечаток приведенных слов, сделанный Гуго на красном воске, но о предназначении печати он так ничего и не узнал. Пробыв в ордене два месяца, Гуго вернулся в родной дом, прожил там полгода, а потом заболел и умер, перед смертью исповедавшись у одного францисканца, которого пригласил к нему Гишар. На второй день допроса, т. е. во вторник 14 апреля, члены комиссии спросили Гишара, как он думает, почему Гуго называл себя «perditum>>(„погибшим“). Сперва Гишар ответил: видимо, потому, что Гуго погубил свою душу тем, что вменялось в вину тамплиерам. Потом он передумал и заявил, что, скорее всего, это произошло из-за чрезмерной строгости Устава ордена. Более ему практически нечего было добавить; еще он сообщил, правда, об одном своем знакомом тамплиере, который впоследствии перешел в орден госпитальеров; а также до него доносились слухи, что великий магистр Гийом де Боже водил чересчур близкую дружбу с сарацинами и дружба эта принесла христианам немало вреда, однако вряд ли это достойно судебного расследования, ведь всем известно, что великий магистр отважно сражался и погиб при защите Акра в 1291 г.61. Гишар де Марсийяк так и не объяснил — да его, по всей видимости, и не спрашивали, — почему все же десять лет назад этот Гуго вступил в орден, о прегрешениях которого, по словам самого Гишара, в народе давно уже ходили такие упорные слухи, причем особенно много говорилось о непристойных поцелуях в срамные места при вступлении в орден.В тот же день перед комиссией предстал первый из свидетелей-тамплиеров — 25-летний брат Жан Тайлафер Де Жен из диоцеза Лангра. Одет он был, правда, не в плащ тамплиера, а в платье из грубой серой шерсти, и борода его была сбрита. Допрос шел по накатанному пути: комиссия последовательно предъявила ему все 127 статей обвинения, хотя обычно не было необходимости рассматривать каждое обвинение по отдельности, поскольку статьи группировались вполне определенным образом. Цель этого была ясна: комиссии хотелось получить как можно больше подробных показаний по каждому из вопросов, задававшихся еще во время парижских слушаний осенью 1307 г., и тем самым как бы невзначай подсказать тамплиерам нужные ответы. До начала арестов Жан Тайлафер состоял в ордене около трех лет. Во время вступления он по приказу Этьена, капеллана Мормана, где и происходила церемония, единожды отрекся от Христа, хотя лишь на словах, но не в душе, и еще плюнул рядом с распятием, но не на сам крест — крест был старинный, из расписного дерева. Ему угрожали тюремным заключением, говоря, что, «если он этого не сделает, его поместят в такую (темницу), где он своих ног и рук не разглядит». Все это происходило уже перед рассветом при свете всего лишь двух свечей, так что в часовне было темновато. Ему сказали, что впоследствии ему будут прочитаны подробные наставления относительно целей и задач ордена, но никто ничего ему так и не рассказал, поскольку в собраниях он не участвовал, хотя его часто за это упрекали. Он также ни разу не видел, как принимали в орден других, однако полагает, что примерно так же, как и его самого, хотя, когда его спросили, почему он так считает, он ответил, что и сам не знает. Один из братьев, теперь уже покойный, не раз бывал в заморских странах и рассказывал ему, что тамошние тамплиеры попирают крест ногами, однако прямых сведений на сей счет он не имел. В ответ на дополнительное обвинение, входившее в состав 127 статей, относительно практики отпущения грехов тамплиерами-мирянами на собраниях братства, Жан Тайлафер заявил, что, вообще-то, слышал разговоры о том, что великий магистр имеет право отпускать братьям грехи, как и капелланы ордена, однако ничего не знает насчет других руководителей. Во время вступления в орден его целовали в губы, в пупок и пониже спины; наверное, это делали и с другими новичками. Его заставили дать клятву, что он не покинет орден и никому ничего не будет рассказывать о его тайнах, и все вообще происходило за запертыми дверями, и присутствовали при этом только тамплиеры. Он полагает, что «ужасные подозрения» среди мирян возникли именно в результате этой излишней секретности, однако не уверен, кто, что и когда ему говорил, но помнит, что это было еще до начала арестов. В день его вступления в орден в той самой часовне на алтарь была помещена «некая голова», и ему велели выразить ей свое глубочайшее почтение. Он не знал, из какого материала она была сделана, поскольку ему нечасто доводилось находиться поблизости от нее, однако помнил, что это было изображение красного человеческого лица такой же величины, как настоящее. Строго говоря, он никогда не видел, чтобы кто-то действительно поклонялся этой голове, и не знал, в честь кого она сделана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149