Надо сказать, что эти неутомимые черно пегие-звери, если их много – а они бегают только стаями – могут представлять опасность и для человека, мне приходилось слышать об их нападениях на туземцев. Но сегодня собаки просчитались. Пора было трогаться, и я прекратил осаду выстрелом из 8-мм «маузера». Стая разбежалась. Когда мы отошли на несколько сотен метров, я оглянулся и увидел, что собаки уже пируют над своим убитым собратом.
Встретившись с Хэммингом, мы возвратились в Мкалинзо, все трое радостные и счастливые. Когда друзья после долгой разлуки встречаются в буше, у каждого есть куча новостей, которыми хочется поскорее поделиться с остальными. В жизни Африки очень важную роль играют слухи, и мы всласть позабавились рассказывая друг другу самые причудливые версии наших приключений. Так Хэмминг поведал две душераздирающие истории, в одной из которых Мак-Нейл погиб, а в другой мы оба, Мак-Нейл и я, уже не помню за какие грехи, были доставлены в Дар-эс-Салам в цепях, скованные по рукам и ногам.
Вечером мы сидели за праздничным ужином у лагерного костра. Луна сияла, так, что на нее больно было смотреть. В черном небе мерцали африканские звезды – в тропиках они кажутся более далекими, чем на Севере. А здесь, внизу, потрескивали угли в костре, из трубы граммофона звучали уже забытые нами европейские мелодии. Бегемоты плескались в реке, и со стороны деревни доносился вой одинокой гиены, искавшей поживы.
Посреди лагеря – большой баобаб. Его скрученные ветви, озаренные снизу пламенем костра, четко вырисовываются на фоне ночного неба. У огня, на голой земле, лежат носильщики. Они ничем не укрыты, лишь под головами у иных подстелены небольшие тряпицы. Устав за день, люди крепко спят после сытного ужина. Временами кто-нибудь из них стонет и ворочается во сне – должно быть перебрал жаренной козлятины. Оба боя тоже устали. Один тихо обращается ко мне: – «Пластинки кончились, господин» – и слышит в ответ: – «Энла лала (иди спать)».
А три охотникка еще долго не могут растаться. Снова и снова начинаются рассказы про общих знакомых, попадавших в трудные переделки; о грязных слонаах, чьи бивни уже не раз обагрялсь человеческой кровью, пока пуля не обрывала их жизнь; о хитроумных и смелых чернокожих вождях. Наконец, зевая и потягиваясь, кто-то произносит:
– «Ну ладно, детки, пора и на отдых, уже три часа».
Мы расходимся по палаткам. От реки тянет свежестью. Такие вот вечера создают то, что называется «любовь к Африке». Это неточное выражение – трудно передать словами чувство единения с Великим Черным Континентом и со всеми его обитателями, двуногими и четвероногими.
Хэмминг привез мне новое ружье 600-го калибра. Это была безкурковая нарезная винтовка с экстрактором . Ствол был на 2 дюйма длиннее, чем у моей старой винтовки, а вес на 2 фунта меньше. Мне конечно хотелось попробовать новое оружие в деле, и поскольку Хэмминг должен был спешить в Дар-эс-Салам, я предложил сопроводить его. Мы решили идти напрямик от Руахи к форту Кисаки через горы Муа, ориентируясь по компасу и не придерживаясь караванных троп.
Перейдя реку, мы тронулись в путь, и не прошло и часа, как наше внимание привлекло большое черное тело на поляне неподалеку. Животное такого размера и облика могло быть только носорогом. Однако, подойдя ближе, мы с удивлением убедились, что перед нами одинокий бегемот: трудно было понять, что заставило его уйти за три километра от реки и обосноваться посреди горной поляны, в луже глубиной около дюйма. Наша ошибка объяснилась еще и тем, что носорогов вокруг бродило множество: как то раз в поле зрения находилось одновременно 11 штук – а ведь носороги, в отличие от слонов, не собираются в стада.
Там, в горах Муа мне удалось испытать новую винтовку. Мы как раз хотели заняться устройством лагеря, когда носорог выскочил из густой травы в двадцати шагах от каравана. Ружье было у меня в руках, и нам как раз требовалось мясо. После выстрела носорог метнулся в сторону и исчез из виду, но через несколько секунд появился еще один. Я снова выстрелил и он рухнул наземь, перевернулся на спину и замер. Тут же из травы опять высунулась голова носорога – как я думал, первого, который был ранен. Снова выстрел, и зверь упал, издав громкий звук, средний между визгом и храпом. Через несколько минут, когда подошли носильщики, выяснилось, что все три пули достались разным животным: первый носорог, убитый наповал, лежал в десятке метров.
На следующий день я прибавил к своим трофеям взрослого слона, добытого почти с такой же легкостью. В общем, новым ружьем можно было гордиться: далеко не все винтовки 600-го калибра обладают такой силой и точностью боя.
Переход через горы Муа мы совершили без проводника, пользуясь лишь компасом и следуя по слоновьим тропам; насколько я знаю, мы стали первыми европейцами, сумевшими самостоятельно перейти от Руахи до Дар-эс-Салама. Моя следующая – и последняя – экспедиция в Восточной Африке продолжалась почти полгода, с июня по начало ноября. Я не буду подробно описывать весь ход путешествия, а остановлюсь лишь на наиболее интересных и ярких моментах.
Мне не хотелось полностью отказываться от охоты на слонов, и в то же время я чувствовал себя в долгу перед животным миром Африки. В итоге было решено прекратить целенаправленное преследование толстокожих; если же встречи будут происходить по инициативе слонов, то можно считать это моим охотничьим счастьем и действовать соответственно.
Первое время я провел на берегах Руахи. Однажды вечером мне пришлось подстрелить бегемота – люди нуждались в свежем мясе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86