Все это время жук стоит вниз головой и двигается задом наперед. Наконец, когда желанная форма достигнута, он переворачивается, встает на задние лапки и катит шарик, как бочку, к своему убежищу где-нибудь под корнями дерева.
Четвертого июня караван достиг лагеря, где меня приветствовал здоровый и невредимый Хэмминг. Теперь предстояло покинуть негостеприимный край ва'лунда. Правда, для этого нам пришлось пойти на большие жертвы. Мы надеялись нанять носильщиков из племени валовале, но еще в Нана-Кандундо выяснилось, что это безнадежная затея: никто из местных жителей не хотел идти на восток. Сердце обливалось кровью, но ничего не поделаешь – приходилось бросить почти все охотничьи трофеи, равно как и интереснейшие этнографические коллекции, собранные в этой совсем неисследованной стране. Моим честолюбивым надеждам доставить их в Европу не суждено было сбыться. И все же двенадцать носильщиков были очень перегружены. Чтобы как-то воодушевить людей, мы роздали им большую часть нашей одежды и разного мелкого скарба, а также неимоверное количество искусственного жемчуга, взятого в свое время в расчете на торговлю с ва'лунда. Ошалев от радости, они немедленно украсились множеством ожерелий. Побросав в реку ружья, конфискованные у ва'лунда, мы тронулись в путь в лучах утреннего солнца наш маленький караван сверкал и переливался всеми цветами радуги.
Перейдя Макондо, мы пошли знакомой дорогой в сторону селения Махангвы. По пути нам встретился старый знакомый – Чангонго. Он продолжал вести светскую жизнь, расхаживая по гостям. Чангонго шествовал гордо, как и подобает члену королевского дома баротсе. Браслет из слоновой кости на левой руке напоминал всем о его высоком происхождении.
На переправе через Кабомпо нас догнал гонец с радостной вестью: старшему бою, посланному в Луапуле в слабой надежде завербовать новых носильщиков, удалось нанять людей, и они выступили навстречу. Мы уже раскаивались, что так поспешно выбросили свое добро, но когда на следующий день прибыли новобранцы, выяснилось, что их всего одиннадцать человек, из которых один – повар, двое – юные поварята и трое – слуги. Все же это было лучше, чем ничего, и теперь перегрузка людей, хотя и оставалась значительной, но уже не внушала опасений за будущее.
Увеличившийся караван следовало обеспечить мясом. Заметив свежие следы бородавочника, я вооружился малокалиберным винчестером и пошел на охоту. У же по пути мне пришло в голову, что это ружье, хотя и удобное, легкое и скорострельное, все-таки слишком сужает выбор доступной дичи. На равнине, среди обильных стад, всегда есть возможность подстрелить несколько дукеров или водяного козла. В лесу обзор невелик, и разумнее было бы прихватить более универсально оружие. А вдруг попадется канна или большая лесная свинья? Занятый этими мыслями, я продолжал идти по следу. Вскоре он привел меня к дереву, за которым поблескивала обширная лужа – самое подходящее место для бородавочника. Еще несколько шагов; тут раздалось громкое хрюканье, и из-за дерева выскочил... взрослый носорог. Нас разделяло не более двадцати шагов, и мы смотрели друг на друга одинаково пристально. Разница заключалась в том, что у меня тряслись колени, а носорога нет. толстокожий колосс дернул ужами и опустил голову. бежать не имело смысла – прежде чем я достигну ближайшего дерева и вскарабкаюсь на ветку, он подденет меня рогом. Мелькнула мысль: «Как жалко, что вместо малокалиберки я не захватил с собой камеру!» Освещение прекрасное, расстояние – в самый раз; прежде чем он добежит до меня, я успел бы сделать великолепный снимок и отбросить аппарат в сторону. А какие будут заголовки в газетах: «Погибший охотник сфотографировал своего убийцу!» Надо полагать, что при всей нелепости эти размышления спасли мне жизнь – окаменев от растерянности и страха, я не сделал ни одного резкого движения. А попытка вскинуть ружье или отступить в сторону стала бы моим смертным приговором.
Наконец носорог рассмотрел меня во всех подробностях и пришел к выводу, что опасности нет. Он хрюкнул еще разок и удалился, победоносно помахивая хвостиком, а я перевел дыхание и опустился на землю. Ноги стали какими-то ватными, и прошло некоторое время, прежде чем мне удалось собраться с силами и вернуться в лагерь.
Следующие два дня мы шли по долине Луфупа. Здесь собралось такое множество дичи, что трудно было понять, как все эти бесчисленные зебры, гну, импалы и другие копытные животные находят достаточно корма. Создавалось впечатление какого-то огромного естественного зоопарка. Хищные звери были представлены в основном леопардами и гиенами; львиных следов почти не встречалось.
Дойдя до очередной деревни, мы решили дать людям день отдыха, поскольку дальше предстоял большой переход до фактории Ульманна на Кафуэ. Этот отрезок пути нам хотелось пройти без остановок.
По выражению одного английского путешественника, «исследование Африки состоит в том, что вы ковыляете по невообразимой дороге от одной грязной деревушки к другой, еще более грязной». Спорить с этим мнением трудно, но все же мои дорожные впечатления оказывались, как правило, богаче.
В ночь перед выступлением к нам забралась большая гиена. Со свойственным этим зверям нахальством она тихонько направилась прямо к лагерной «кухне», где лежали большие куски мяса (на утренней охоте я подстрелил гну). Сожрав все, что попалось ей на глаза, ненасытная тварь обратила внимания на большой чугунный горшок, в котором были остатки нашего ужина. решив отведать на десерт человеческой пищи, гиена сунула морду в горшок, и это оказалось большой ошибкой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86