Когда все было готово, мы с Киракангано устроились в боме на ночь. Я передал ему электрический фонарь и показал, как освещать приманку, когда понадобится взять прицел и стрелять. Киракангано был необычайно заинтересован фонарем и постоянно включал и выключал его, пока я ему не посоветовал прекратить это занятие. Возле меня лежали два нарезных ружья, пояс с патронами; патронами были набиты карманы. Куда бы я ни протянул руку, я наверняка мог взять горсть патронов.
С наступлением темноты несколько гиен осторожно подошли к приманке. За ними следовали два шакала. Шакалы уселись невдалеке. Их горящие голодным блеском глаза были устремлены на зебру. Гиены же ходили взад и вперед, чтобы удостовериться в том, что поблизости никого нет. В конце концов одна из гиен бросилась на приманку, схватила выпущенные наружу внутренности и тут же бросилась бежать, издавая звуки, похожие на хохот с завыванием. Тем временем остальные гиены тоже подошли к приманке и стали дергать ее.
Затем я увидел, как гиены спешно ретировались, а вслед за ними отошли шакалы. Это означало, что приближаются львы. Я приготовил ружье и стал ждать.
Через несколько минут я безошибочно узнал низкое, глухое и глубокое дыхание львов позади бомы. Они окружили нас и внезапно набросились на зебру. Я шепотом сказал Киракангано, чтобы он включил свет. К моему удивлению, он шепотом мне сказал:
— Табалло.
Я глянул на него и увидел, что он парализован страхом. Необычная ночная охота на львов сильно подействовала на него. Днем этот человек мог подойти к разъяренному льву, вооруженный всего лишь одним копьем. Я выхватил из его рук фонарь и направил на приманку сноп света через небольшое отверстие. Что это оказалось за зрелище! Всего лишь в нескольких ярдах от нас было по крайней мере двадцать львов и львиц. Некоторые стояли у приманки, а другие лежали и лизали ее. Два прекрасных черногривых льва во все глаза смотрели на свет, выражая полное презрение к нему. Их гривы и груди были замазаны кровью и нечистотами из желудка зебры. Они уже приступили к трапезе. К этому времени Киракангано буквально трясся от страха, но я знал, что к нему вернется самообладание, едва я начну стрелять. Закрепив фонарь между двумя ветками колючего кустарника, чтобы он освещал эту картину, я просунул ствол ружья в щель между ветками и выстрелил по наиболее крупному из двух самцов. Весь прайд хором яростно заревел. Я дал несколько выстрелов подряд. Звери отошли за сноп света, бросаемого фонарем. Я прекратил огонь и перезарядил оружие. Киракангано уже приходил в себя после испуга, и я дал ему кусочек табаку, чтобы он пожевал его. Масаи очень любят табак. Возбуждающий ожог табака, казалось, восстановил его силы, а вид трех убитых львов не мог оставить масаи равнодушным. Прайд уже начал возвращаться. Киракангано схватил фонарь и стал переносить сноп света с одного льва на другого, причем из-за нервного возбуждения он делал это столь быстро, что у меня едва хватало времени прицелиться. После каждого выстрела падал лев. Это была довольно суровая мера, но она была необходима. Львы не обращали на выстрелы никакого внимания. Они поворачивали головы к убитому товарищу, обнюхивали его, а потом продолжали есть.
Вокруг зебры лежало десять убитых львов. Затем по какой-то причине красавец лев с черной гривой подкрался к нашей боме сбоку. Он остановился, издавая леденящие кровь звуки. Казалось, что от его рычания трясется земля. Эти неистовые вопли встревожили остальных львов, и они медленно отошли, а за ними последовал и старый самец.
Я не имел никакого желания позволить хищным гиенам разорвать в клочки эти прекрасные шкуры. Удостоверившись, что львы ушли, я сказал Киракангано, чтобы он осветил всю сцену. Я же вышел наружу и подтащил убитых зверей поближе к боме. Масаи к этому времени уже преодолел страх и вполне освоился с обстановкой. Выйдя из бомы, я направился к мертвым львам, и уже почти дошел до них, когда внезапно погас свет.
Крикнув Киракангано, чтобы он включил свет, я сделал еще несколько шагов и вдруг споткнулся о мягкое, еще теплое тело льва и упал на него. Тотчас же я почувствовал под собой приглушенное дыхание льва, а затем он на низкой ноте зарычал. Лев все еще дышал. Я изо всех сил бросился к боме, каждую секунду ожидая, что он окажется у меня на спине, и, добежав до бомы, молниеносно нырнул в нее. Внутри сидел Киракангано с разобранным фонарем. Он полюбопытствовал, как работает это странное приспособление.
Выслушав мои суровые нотации, он извинился. Я вновь собрал фонарь и дал еще один выстрел по льву, чтобы наверняка убить его. Потом мы сели и стали ожидать. В течение ночи к приманке подходили еще два прайда. Когда наступил рассвет, перед моими глазами развернулось зрелище, которое вряд ли кто-либо видел в прошлом и когда-либо увидит в будущем. Передо мной лежало восемнадцать убитых львов. После шумной и беспокойной ночи вся эта сцена выглядела неправдоподобно мирно. Ничто не двигалось, кроме мух, которые ползали и прыгали между задними ногами львов. Удостоверившись в том, что поблизости нет раненых львов, Киракангано и я вышли из бомы и встали среди убитых животных. Должен сказать, что я был охвачен чувством сожаления, хотя знал, что эти животные должны были погибнуть, иначе масаи продолжали бы страдать. Искусственные условия создали избыток львов и потребовались искусственные меры, чтобы восстановить равновесие. Несмотря на храбрость и ловкость, масаи не смогли бы самостоятельно справиться с этой задачей.
Теперь правительством запрещены замечательные охоты на львов, устраиваемые масаи с одними копьями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91