Единственное, что раздражало путешественников, — это постоянная неудача в установлении радиосвязи с базой и партией на машинах и опасение, что у них не хватит времени на то, чтобы как следует обследовать горы.
Рано утром 22 октября они прошли мимо вертикальной скалистой стены, тянувшейся несколько миль и заканчивавшейся на востоке выступом, которому они дали название «Утес-таран», затем дальше, мимо снежного перевала, расположенного между восточной и западной частями хребта Шеклтона. Впереди лежал весьма внушительный сложный массив, несравнимо более значительный, чем западный. В этот вечер лагерь топографов был занят работой — измерением 1000-футового базиса и проведением угловых наблюдений с обоих его концов, чтобы засечь возможно большее число приметных точек в далеких горах.
Работу замедляли условия, в которых ее приходилось вести: температура упала до —40°, и дул свежий ветер; наблюдения против ветра влекли за собой обмораживание щек и пальцев. Вернувшись в палатку, они сделали еще одну неудачную попытку связаться с нами по радио и против обыкновения не смогли на этот раз даже слушать передачу базы с помощью батарейного приемника.
В эту ночь было почти полное затмение солнца; ледник и склоны гор купались в прозрачном синем свете, но, как ни странно, собаки совершенно не обратили внимания на неожиданное внезапное наступление темноты.
На следующее утро по моему требованию Шеклтон передал по радио общее распоряжение партиям на собаках направиться в авиалагерь, ввиду того что партию, следующую на машинах, основательно задержали трещины на шельфовом леднике Фильхнера и на базе требовались все имеющиеся у нас люди, чтобы подготовить оставшиеся тракторы и оборудование для главного похода.
В три часа, закончив наблюдение солнца и измерение плотности снега зондом, партия топографов повернула назад от восточных гор: им предстояло подняться на вершину перевала, лежащего между двумя массивами, на высоте 4750 футов . Они планировали пройти возможно быстрее вдоль северного склона гор назад, в авиалагерь, производя в то же время топографическую съемку и геологические работы в таком объеме, какой только позволит погода.
На следующий день при спуске с перевала перед ними открылась панорама гор. К счастью, потребовался только один неожиданный крюк, чтобы обойти очень крутой, изрезанный глубокими трещинами склон, так что главная их забота состояла в том, как заставить работать ведущих собак, которые неохотно шли прямо вперед, а иногда совсем не шли. Опасливое поведение собак было связано с частым характерным гулом при движении по склонам; при этом верхние слои снега оседали от колебаний, возникавших при приближении саней. Это хорошо известное явление возникает при определенных структурах снежного покрова и соответствующих температурах, но такое научное объяснение не могло успокоить собак. Нанок часто оборачивался и, глядя на нас с укоризной, отказывался выполнять большую часть команд каюра.
Вечером разбили лагерь около нунатака, примерно на 1500 футов ниже перевала. С вершины нунатака можно было грубо наметить маршрут на ближайшие два дня. Топографы решили идти по линии раздела каменной и ледяной стены на запад, пока не дойдут до того тянувшегося на северо-восток ледника, который они видели во время остановки на ленч 20-го. Тогда им казалось, что поверхность его не нарушена вдоль средней линии и он должен привести их обратно к складу — туда, откуда две партии разошлись.
За следующий день топографы продвинулись на 17 миль , иногда поднимаясь выше, иногда теряя высоту, петляя между множеством нунатаков в стороне от хребта и казавшимися наиболее опасными трещиноватыми склонами. 25-го они разбили лагерь под юго-западным краем столовой горы, которую во время полетов мы всегда называли Плоской вершиной. Эта квадратная гора лежала на слиянии трех ледников, ее крутые скалистые бока поднимались на 1000— 3000 футов над долиной. Восхождение наверх от палатки заняло два часа, причем на коротком участке понадобилось вырубить ступени. Вершина оказалась слабоволнистой плоскостью, покрытой раздробленными морозом валунами. Удержавшись от соблазна наполнить карманы кусками породы, они спустились вниз по крутому ущелью за десять минут с большим ущербом для штанов защитной одежды.
В следующие два дня топографы достигли ледника, ведущего к складу, который они забрали, оставив в нем только рационы на пять дней, чтобы покрыть возможную экстренную потребность геологической партии. В авиалагере они застали Гордона Хэслопа и Джорджа Лоу, которых я вызвал с «Остером», чтобы оказать поддержку партии, следующей на машинах. Эти двое располагали массой новостей и были в курсе всех местных слухов; последние всегда очень интересуют партии, работающие в поле и вынужденно сосредоточенные только на ведущейся ими работе.
От Хэслопа и Лоу топографы узнали, что накануне Ион Стивенсон таинственно явился с гор на лыжах. Приемник геологической партии перестал работать, и они не слышали ни слова из передачи, отзывавшей всех на базу. Не слышали они ничего и о прилете «Остера». И вот, работая у вершины пика, милях в десяти от авиалагеря, геологи с изумлением увидели, как далеко внизу по леднику взлетает «Остер». Тотчас же они решили расследовать, что бы это значило. Иона доставили на самолете назад, к Тэффи Уильямсу и собачьей упряжке в горах. Никто из них не знал, где находится партия топографов; геологи думали, что у нее тоже полностью отказало радио. Ион и Тэффи направились к месту встречи — складу у начала ледника, намереваясь оставить там записку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119