— Войдите! — сказал Шиянов. Никто не входил. Стук продолжался, все сильнее, все настойчивее… Шиянов очнулся. Гущин стоял в 15 метрах от него в конце карниза и сильными ударами молотка вгонял в скалу крюк. Больной рукой он захватил канат, которым был связан с Шияновым. Шиянов похолодел от ужаса. Жизнь Гущина зависела от его внимания, силы и быстроты, а он позволил себе забыться. Гущин вбил крюк и накинул на него верёвку. Теперь он мог хоть отчасти страховать Шиянова, который шёл к нему по карнизу. "…Гущин вбил крюк, и я слышу его призыв идти. Спрашиваю, крепок ли крюк, он неуверенно отвечает, что да. Я чувствую, что иду без страховки, но ничего не поделаешь. В сущности это все время так, потому что как может меня застрахо — вать человек с одной рукой, сам еле-еле держащийся на склоне? Но я очень осторожен и благополучно прохожу путь. Очень тяжело. Окоченевшие члены не повинуются. Мы на узком скользком гребешке длиной метров пятнадцать. Гущин проходит, а я стою и слежу за ним. Если он оступится и полетит, то я сползу по другую сторону гребня. Это единственный способ спастись. Вот он прошёл и так же следит за мной. Перед нами узкий, крутой скальный кулуар. Прямо на верёвке спускаю по нему Гущина, а сам лезу в распор по его стенам. Здесь есть опасный переход с этого кулуара на траверс скалы выпуклой формы. Все это на головокружительной высоте. Была ночь, когда мы оказались перед лестницей последней стенки пятого «жандарма». Здесь я застраховался на два крюка и, спустив вниз Гущина по лестнице, спустился сам. Мы оказались на той самой площадке, где на пути наверх мы перегружали носильщиков. Решили заночевать здесь, потому что было темно. Мы устали, а впереди было очень трудное место с большой лестницей и длинным траверсом по.выпуклой скале. Площадка, на которой мы остановились, была величиной в 2 квадратных метра. Светила луна, и туман носился густыми хлопьями, то там, то сям открывая седые, запорошённые снегом вершины и отвесные скалистые стеньг. Мы оба закоченели и несколько времени пытались согреться. Когда у меня немного отогрелись руки, я начал раздевать Гущина и готовить ему все для ночлега. Штурмовые брюки настолько замёрзли, что нижнюю шнуровку пришлось разрезать. Куртка была, как жёсткий футляр. Эти вещи мы подложили под себя. Разложив спальные мешки, мы с трудом залезли в них. Я сразу впал в какое-то забытьё. Я лежал так, что ноги май до колен свешивались в пропасть, но, несмотря на это, я чувствовал себя очень удобно…"
Снег перестал. Ветер гнал по небу разорванные тучи. Где-то внизу взошла луна и залила все вокруг неверным светом. Она медленно карабкалась вверх по небосклону, ныряя в быстро несущиеся обрывки облаков. Их тени бежали по мерцающему серебру фирновых полей. Лёжа в спальных мешках, следили Гущин и Шиянов за фантастической игрой лунного света. Они забыли и безмерную усталость и опасности предстоявшего на другой день спуска. Ночь затопляла их потоком тревожной и причудливой красоты. Были те мгновения, которые навсегда порождают в альпинистах тягу в горы. Потом тучи сгустились и снова пошёл снег. Большие хлопья запорошили спальные мешки с неясными очертаниями двух человеческих фигур… Альпинисты проснулись рано утром. Не хотелось вставать. В спальных мешках было тепло и уютно. Усталость и безразличие охватывали непреодолимыми оковами. Надвигалось то страшное состояние апатии и безволия, которое в горах опаснее лавин и трещин. — Пойдём, Юра, — сказал Гущин, собрав последние силы. — За нас никто вниз не пойдёт. Шиянов вылез из мешка и помог вылезти Гущину. Он надел ему башмаки. И перед тем, как тронуться в путь, запасливый Гущин вынул из кармана галетку, которую он сберёг. Маленький белый квадратик был драгоценностью. Шиянов разломал его на две равные части. С огромным трудом, держась одной рукой за ступеньки, спустился Гущин по верёвочной лестнице, которая восемь дней тому назад испугала носильщиков. Пятый «жандарм» был преодолён, ещё одна ступень к спасению пройдена. Гущин, как и раньше, шёл впереди, разгребая снег ногами, иногда сидя съезжая по заснеженным скалам. Шиянов страховал его и затем без страховки спускался сам. Миновали четвёртый «жандарм». До лагеря «5900» оставалось пройти только один третий. И тут альпинисты едва не были сброшены с ребра в пропасть порывом вьюги. "…1/IX. …Вот и последний «жандарм». Он большой, но самый лёгкий из всех. Здесь надо быть очень осторожным в отношении сброса камней — этот «жандарм» очень сыпуч. Внизу уже видны палатки лагеря «5900» и около них два носильщика, которые по снежной гривке лезут к нам, чтобы помочь и взять вещи. Но вдруг на ребре показывается сильнейший снежный смерч и в несколько секунд доходит до нас. В это время я, стоя на коленях под стенкой, страховал Гущина. Мелкий, сухой снег так больно ударил в лицо и а руки, что пришлось замереть в том положении, в каком застал смерч, и мы лежали, уткнувшись в снег, пока над нами бушевала буря. Гущина она застала в очень неудобном положении, и он вынужден был продвинуться дальше. Для этого должен был двинуться метра на три я. Тронулись. Новый порыв ветра, и я услышал шум наверху, быстро поднял голову и совершенно инстинктивно Рванул её в сторону. Камень фунтов в 10 — 1 5, сорванный ветром с гребня, ударил меня вскользь по голове и плечу. Удар был всё-таки настолько силён, что на мгновенье я был ошеломлён. Руки разжались, и я повис на крюке. В следующее Мгновенье я уже снова прочно укрепился в новом безопасном месте над скалой". Миновали третий «жандарм». С помощью вышедших навстречу Нишана и Ураима Керима стали спускаться по крутому снежнику к лагерю «5900».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54