Анг Ламу и сама собиралась ехать, только боялась, что я рассержусь, если она сделает это, не договорившись предварительно со мной.— Почему нет телеграммы от моего мужа? — спрашивала она то и дело. — Я дам десять рупий тому, кто доставит мне её с почты.Но телеграмма все не шла (я так и не смог выяснить, что с ней случилось), и, прождав одиннадцать дней, Анг Ламу решила ехать, будь что будет. У неё не было ни денег, ни подходящей одежды, но Митра дал ей сто рупий, заработанных на продаже моих фотографий, да потом раздобыл ещё четыреста рупий на поездку с помощью миссис Гендерсон из Гималайского клуба и других друзей. Анг Ламу выехала из Дарджилинга с дочерьми и прибыла в Катманду самолетом через Патна, опередив меня на четыре дня. С ними прилетели Пасант Пхутар (уже третий), ветеран-горец, наш близкий друг и родственник, и Лакпа Черинг, представлявший нашу ассоциацию.Впрочем, в тот сумасшедший день, когда я сам добрался до Катманду, у нас вовсе не было времени переговорить обо всем этом. Не прошло и нескольких минут, как меня оторвали от родных и усадили вместо «джипа» в коляску, запряжённую лошадьми; туда же сели другие восходители, которых я не видел некоторое время, в том числе Хант и Хиллари. И вот мы двинулись через город, окружённые ещё невиданной толпой. Нас осыпали рисом, цветной пудрой, монетами, причём монеты колотили меня по черепу так, что я стал опасаться головной боли. Спастись от них было невозможно, потому что я не мог смотреть во все стороны одновременно. Большую часть времени я стоял в коляске, улыбаясь и сложив ладони пальцами кверху в традиционном древнем индийском приветствии намасте.Событий было столько, что трудно вспомнить, что происходило раньше, что позже.Прямо в нашей испачканной экспедиционной одёжде нас доставили в королевский дворец. Здесь участников восхождения приветствовал король Трибхувана, он вручил мне Непал Тара (Непальскую Звезду) — высшую награду страны; Хант и Хиллари получили другие награды. Как и многие другие обстоятельства этого времени, вопрос о почестях и полученных знаках отличия дал повод к осложнениям и недоразумениям. Дело в том, что в то самое время, когда мне вручили одну непальскую награду, а Ханту и Хиллари — другую, не столь высокую, из Англии поступило сообщение, что королева возвела их в дворянское звание, а в отношении меня ограничились медалью св. Георга. Шум, поднятый вокруг всего этого, был не только нежелательным, но просто бессмысленным. После того как Индия стала независимой, её правительство, подобно американскому правительству ранее, запретило своим гражданам принимать иностранные титулы. Таким образом, если бы королева и удостоила меня такой чести, то я сам и моя страна оказались бы только в неловком положении. Лично для меня это было каи чаи на — совершенно безразлично; дворянское звание не прибавило бы мне ни ума, ни красы. Поняв причину, я ничуть не чувствовал себя обиженным или задетым.Политика, политика… Внезапно со всех сторон начались осложнения. Непальцы отнеслись ко мне замечательно, они встретили меня так, что я не забуду, даже если проживу сто жизней. Однако в своих усилиях сделать из меня героя они зашли чересчур далеко: они почти совершенно пренебрегали англичанами, вместо того чтобы отнестись к ним как к почётным гостям. Слишком многие непальцы говорили глупые вещи, стараясь извратить факты в своих политических целях. Каких только диких выдумок не было: и что я тащил Хиллари на себе до вершины, и что он вообще не дошёл до верха, и что я чуть ли не один совершил все восхождение. А тут ещё эти нелепые заявления, которые меня заставили подписать, воспользовавшись моей растерянностью. Кончилось тем, что полковник Хант вышел из себя и заявил, что я не только не герой, но, с точки зрения техники лазания, вообще второразрядный альпинист. А это, разумеется, только подлило масла в огонь.Непальские и индийские журналисты ходили за мной по пятам. Руководствуясь политическими мотивами, кое-кто пытался заставить меня высказаться против англичан, а я, обидевшись на слова Ханта, и в самом деле сказал кое-что, о чем позже сам сожалел. К счастью, добрая воля в наших сердцах восторжествовала. Ни англичане, ни я сам не хотели, чтобы великое событие было превращено в нечто мелкое и жалкое. И вот мы собрались 22 июня в канцелярии премьер-министра Непала и составили заявление, призванное положить конец всем разнотолкам. Один экземпляр, предназначенный для Хиллари, подписал я, другой — для меня, подписал Хиллари. Вот что написано в том экземпляре, который хранится у меня сейчас: «29 мая мы с шерпой Тенцингом вышли из нашего верхнего лагеря на Эвересте на штурм вершины. Во время восхождения на Южную вершину то один, то другой из нас шёл впереди. Мы перешли через Южную вершину и стали подниматься по предвершинному гребню. Мы. достигли вершины почти одновременно. Мы обняли друг друга, счастливые своей победой; затем я сфотографировал Тенцинга с флагами Великобритании, Непала, Объединённых Наций и Индии. Э. П. Хиллари» Каждое слово в этом заявлении есть истинная правда. Именно так — мы достигли вершины почти одновременно. И так оно и оставалось до настоящего времени, когда по причинам, которые я уже изложил, мне кажется правильным рассказать все подробности.Наряду с вопросом о том, кто первый достиг вершины, было много толков и споров относительно моей национальности. «Какое это имеет значение? — спрашивал я снова и снова. — При чем тут национальность и политика, когда речь идёт о восхождении на гору?» Но разговоры не прекращались, и я решил обратиться к премьер-министру, мистеру Коирала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85