Звонкий удар, как при попадании пули — и зеленые перышки, кружась, опускаются на тротуар…
Кстати, именно поиски гнезда редкого дымчатого сокола привели меня к открытию, давшему возможность время от времени дарить Анечке кое-какие серебряные украшения… Но об этом, пожалуй, не стоит рассказывать.
Жители Эйлата к птицам относились трепетно, понимая, что они являются одной из главных туристских достопримечательностей. Мои соседи по притону каждый день совершали рейд по городским магазинам, хозяева которых щедро отдавали им продукты с истекшим сроком хранения, якобы для больных птичек. Мой вклад в общий стол состоял из мяса, которым я запасался во время визитов в Хай-Бар по выходным, и капусты с полей соседнего киббуца.
Однажды утром, придя на работу, я обнаружил, что теперь на соседнем участке работает Паша — Анкин дядя, приехавший из Тбилиси на зиму подработать. Получить гражданство он не мог, поскольку еврейкой Аня была только по бабушке со стороны матери — остальные родственники были грузинами, черкесами и русскими.
Теперь Аня знала, где я работаю, и мои шансы на нее, казалось, упали почти до нуля. Но зато, подружившись с Пашей и время от времени угощая его пивом, я получал полную информацию о новостях в семье. Ее саму я видел только по субботам, на бесплатных дискотеках для русских в отеле «Кейсар». Познакомился я и с Левой, сыном миллионера. Вопреки ожиданию, он оказался вполне приличным парнем. Считалось, что он сейчас в армии, но папаша устроил ему службу на КПП под городом, причем ходить туда надо было раз в неделю.
Впрочем, побывав пару раз на дискотеках, я понял, что лучше мне там не показываться. Одежда, привезенная из Москвы, уже выглядела не вполне подходящей, к тому же Беня не совсем удачно постриг меня машинкой для стрижки овец. Смотреть же, как Аня танцует с Левой, радости было мало.
Я взял у Реувена горный велосипед и стал каждый вечер совершать вылазки в горы по дороге, которая круто поднималась на плато от верхней окраины города. У горного велика 32 скорости, так что в гору можно ехать с таким же усилием и скоростью, как идя пешком, а вниз спускаться с быстротой автомобиля.
Во время этих экскурсий я обследовал все каньоны вдоль египетской границы, в том числе Красный — такой узкий и глубокий, что в ста метрах над дном можно дотянуться рукой до противоположной стороны. Обычно я старался за два-три часа подняться к пресному источнику Эйн-Нетафим, посмотреть, как на закате приходят на водопой нубийские козероги, а потом минут за двадцать со свистом вернуться в город, ни разу не крутанув ногами педали и не прикасаясь к тормозу (он был установлен на переднее колесо, поэтому на такой скорости я бы сразу опрокинулся).
В один из вечеров я стремительно спускался вниз по серпантину, раздевшись до пояса, чтобы получше обдувал ветерок. Настроение было отличное: на придорожной свалке я увидел африканского черного орла — крупного красивого хищника, убийцу даманов, котрый в Израиль очень редко залетает с соседнего Синая (я сам не заметил, как немного заразился birdwatching'ом.) Правда, на той же свалке сидела парочка беркутов — а это значило, что скоро начнется перелет северных орлов, и свободного места в притоне не останется.
Погруженный в мысли о птичках, я вылетел из-за поворота к шлагбауму на въезде в город и увидел впереди знакомую компанию: Леву с друзьями в военной форме и Аню с подружкой. Ребята стреляли из «узи» по консервным банкам.
Я затормозил, эффектно развернувшись, поздоровался и некоторое время наблюдал за ними. Служба раз в неделю не пошла парням на пользу: стреляли они хуже нашего стройбата.
— Дай поиграться, — сказал я Леве, протянув руку за «узи».
Он вздрогнул и невольно прижал пистолет-пулемет к себе.
— Да не бойся, не отниму.
Анка молчала, но ее веселая подружка хихикнула. Лева покраснел и протянул мне «узи».
— Как тут переключается огневой режим? — спросил я деловито.
— Что-что?
— Ну, как с очередей переключить на одиночные выстрелы? — я не был уверен, что это называется «огневой режим», но Лева этого точно не знал.
В конце концов я разобрался с «узи», пострелял немного по банкам, похлопал Леву по плечу, подарил Анке серебряные сережки стоимостью в мою месячную зарплату (я всегда носил их в кармане, ведь Эйлат — маленький город, и на встречу можно надеяться в любой момент), сел на велосипед и умчался, чувствуя, что закончил первый бой нокдауном.
На следующий день я обнаружил, что у высотного дома на моем участке не заперта дверь на крышу. Это была высшая точка города, я затащил сюда матрас и целыми днями загорал, наслаждаясь открывавшимся видом. Черные отроги гор сбегали по обе стороны Эйлата к темно-синему языку залива, за которым тянулись красные хребты Иордании. На юге в синей дымке таяли вершины Хиджаза, на север уходила желтая долина Аравы в блестках соленых озер, а под ногами гудел утопающий в зелени Эйлат. Если Эли приходило в голову нанести мне визит, я издалека видел его машину, спускался во двор и принимался размахивать метлой.
В одиннадцать утра я обязательно ненадолго уходил с крыши, потому что в это время из одного особняка выходила гулять пожилая леди с двумя пиренейскими овчарками. Собаки были настолько красивы, что я не упускал случая на них полюбоваться.
Однажды я увидел, что на другой стороне улицы стоит совершенно обворожительная девушка и тоже с интересом смотрит на белоснежных овчарок. Тут же забыв про собак, я подошел к ней с метлой на плече и спросил, говорит ли она по-английски.
В Израиле с его преклонением перед всем американским это лучший способ знакомиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56