По вечерам кто-нибудь из стариков рассказывает по памяти пантуны, как делают это кельтские барды или лопари. Они повествуют о сотворении мира, о появлении на земле страны Сунды, о подвигах древних героев. Все это — под аккомпанемент восемнадцатиструнного кечапи. Старейшины-горцы семидесяти лет и старше рассказывают нараспев саги — «белуки». Один запевает, остальные подхватывают. Голоса сильные, исполненные уверенности, голоса настоящих горцев.
Кечапи вторит также «флейте-сулингу»; её изготовляют из бамбуковой трубочки с шестью отверстиями и язычком на конце. У сунданцев существуют два музыкальных строя — слендро и пелог. Во втором звуки более протяжные, ими выражают грусть, тоску, томление. Первый строй, более отрывистый, наполняет душу радостью. Одну и ту же мелодию исполняют в двух различных строях.
Сулинг очень тонко передаёт впечатление, которое производит сунданский пейзаж. Флейта звучит плавно, словно повторяя изгибы холмов, переходящих друг в друга. У пейзажа нет возраста. Рисовые поля наводят грусть, когда тучи заволакивают верхушки вулканов, и накладываются одно на другое, словно куски нарезанного горизонта. Рисовое поле становится частичкой неба…
«Гонг-ретенг» — это набор бронзовых ударных инструментов. Подобный тип оркестра находится на пути к исчезновению, секрет изготовления кузнецами этих гонгов ныне потерян. На гонгах играют по особым случаям; обычно событие настолько значительно, что по этому поводу режут козлёнка. Кстати сказать, пундух — человек, ударяющий в гонг, совершает жертвоприношения на рисовом поле. Гонг-ретенг — коллективная собственность деревни, но хранится у пундуха, который передаёт искусство игры на нём из поколения в поколение.
На религиозных праздниках, отмечаемых по мусульманскому календарю, играет оркестр «хадро». Песнопения, которые кто-нибудь из стариков читает по арабской рукописи, сопровождаются одним барабаном. В нужный момент вступают пятеро помощников муллы.
Слушая песнопения, если даже не знаешь языка, ощущаешь глубокое волнение. Видимо, дело в том, что музыка не нуждается в переводе, её характер улавливаешь нутром, отголоски же всегда живы в каждом из нас…
Традиционная сунданская культура больше всего сохранилась в танце. В Индонезии танцуют все — мужчины, женщины, дети; при этом танцы поражают разнообразием стиля и манер.
Существует много танцев «кшатрия». Каждый из танцоров по очереди повествует о каком-нибудь эпизоде из жизни странствующего героя. Чаще всего роль его исполняет девочка восьми-двенадцати лет. Этот обычай, который мы наблюдали в Черибоне, соблюдается по всему сунданскому краю. Танец «топенг» (в переводе — «маска») рассказывает о том, как герой отправился на поиски разума, но встречал повсюду лишь глупость и невежество. Движениями головы девочка повторяла каждую музыкальную фразу гамелана. На танцовщице были чёрные мужские шаровары, батиковый шарф на бёдрах, за плечами колчан со стрелами. Юный герой, преклонив колено, поприветствовал публику, а затем мелкими шажками отправился в путь по белу свету. Не найдя мудрости на земле, он устремился на небеса. (В этом месте воздушного танца развевающийся шарф за спиной выглядел словно крылья.) Но и наверху, как выяснилось, нет порядка, герой возвращается на землю: ему остаётся лишь с юмором отнестись к такому положению вещей. Лицо его отныне скрытопод маской тщеславияили глупости.
Маска-топенг держится на танцовщице с помощью кожаного ремешка. Старик, стоящий возле гамелана, иллюстрирует человеческую глупость, раскрывая в полный голос сокровенные мысли маски: «Я самый умный, самый красивый, самый сильный…», и смех старика заставляет вздрагивать плечи танцовщицы. Она превращается в живую куклу, повинующуюся голосу деревенского старейшины.
Руки её вздымаются и опадают в такт музыке, как деревяшки у куклы. Голова дёргается, словно на верёвочке. Маленькой исполнительнице десять лет, но уверенность и отточенность движений, их красота и пластичность свидетельствуют о большом мастерстве и глубоком проникновении в образ. Это, безусловно, яркая личность.
Индонезийский танец состоит из чередования фиксированных поз. Положение ноги или руки, наклон головы или направление взгляда, короче, каждый жест — это символ. Художественный язык танца напоминает древнеегипетские или китайские иероглифы. На Западе танец — это последовательное сочетание движений, где жесты слагаются в пластическо-музыкальную фразу. Движения сами по себе лишены смысла и раскрываются только в сочетании. Положения тела напоминают буквы, приобретающие смысл только будучи сложенными в законченное слово. Восточный танец выражает все одним символом. Здесь противопоставлены как бы два мышления: одно — интуитивное, синтетическое, другое — аналитическое, описательное.
ГЛАВА IV
ШАМАНСКИЕ ЦЕРЕМОНИИ В СУНДЕ
Отправляясь в Индонезию, наша группа собиралась познакомиться с обычаями и нравами этой страны. Никто из нас не рассчитывал увидеть воочию магию и шаманство. Однако нам довелось несколько раз стать свидетелями выступлений факиров, мы видели массовые сцены экстатических трансов. На наших глазах «дукуны» (колдуны, шаманы) подчиняли себе людей. Мы убедились, что в сегодняшней Индонезии по-прежнему живы тысячелетние верования и влияние колдунов очень велико. У президента Сукарно тоже был свой дукун… Шаманы лечат, предсказывают будущее, гадают. Их не следует путать с муллами: те скорее чиновники мечети, официально призванные следить за соблюдением мусульманских обрядов. Под личиной народного зрелища дукуны вершат древний языческий культ анимистского происхождения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46