Потому как дошли мы до края
болота, так налево повернули. Давно это замечено, что так ходить всего
безопаснее. Либо слева что прихватит, либо справа, а так, чтобы в самом
центре опасного участка вдруг оказаться - такого не бывает. И вот идем мы
и мест не узнаем. Была вроде ложбина, а теперь пригорок появился, сыро
всегда было, а теперь мох под ногами высох совсем, шуршит и пластами
целыми отламывается. А под ним земля совсем сухая и растрескавшаяся. Я
даже подумал тогда, что мы либо рехнулись, либо солнце не с той стороны
встало, и бредем мы, стало быть, невесть куда. Но делать-то нечего, идем.
А склон впереди все круче, и вроде как дрожит земля под ногами, а спереди
то и дело комки мха по склону скатываются. Хотели даже назад повернуть, но
Ханыга, опытный самый, он восьмой год досиживал, не разрешил. Знаю,
говорит, шесть лет назад так было, когда бот с орбитальной станции рядом
грохнулся. Сначала, говорит, вот так же вспухло, а дня через три наверху
прорвало, и оттуда кисель тухлый потек, затопил все. На этом же, говорит,
болоте и было. Это, говорит, нам даже и на руку, если проскочить успеем.
Путь сократим.
Но нам, конечно, не повезло. Поздновато вышли. Идем, а земля под
ногами ходуном ходит. И гудит, как колокол какой. Брюхач сзади тащится,
еле поспевает, и уже в полный голос ноет, не боится, падла, что
накостыляем. Бухтит, что сволочи мы все, дескать, сами налегке идем, а его
заставили жбан тащить, а он человек болезненный, и ему всего пять месяцев
осталось. И тут он вдруг замолкает на полуслове. У самой вершины дело
было, и я поначалу даже не понял, что случилось. Только вдруг так
тряхануло, что все мы на землю повалились. Вскакиваю, назад оглядываюсь -
нет Брюхача, только жбан вниз по склону катится. И Ханыга как заорет:
"Вниз! Скорее!".
Ну мы и побежали.
Впереди, значит, Ханыга бежал, за ним Мысляк, ну и я третьим.
Остальных я вообще больше не видел. Потом, где-то на середине склона уже,
еще раз тряхануло, да так, что я прямо башкой обо что-то ударился, пока
падал. Очнулся - ничего понять не могу. Лежу - и не пошевелиться. Как по
рукам и ногам связанный, ей-богу. Или будто корешок дурманный пожевал
натощак. И вдруг вижу, что сверху поток течет. Не вода, нет, скорее это на
кисель похоже, только грязный очень, да и вонища совсем не такая. Хочу
встать - не пошевелиться. Так бы, наверное, и потонул, да опять повезло -
я, оказывается, в ветвях дерева поваленного запутался, дерево-то поплыло,
ну и меня вместе с ним поволокло, как на лодке какой. Потом оно зацепилось
за что-то, остановилось. Гляжу - рядом совсем Мысляк корчится. Ноги ему
придавило, встать хочет, а никак. И все бормочет: вот же, дескать, зараза
поганая, вот же поганая зараза. Так и утонул на моих глазах. Потом, помню,
жбан наш мимо проплыл. Ну а что потом было - из головы начисто вылетело.
Не знаю даже, сколько дней прошло. Очнулся - темнота кругом, и шебуршит
совсем рядом. Так я до самого рассвета даже дышать боялся.
Но ничего, выжил. Кое-как из ветвей наутро выпутался и побрел в
лагерь. Местами в этой жиже по пояс приходилось пробираться, пару раз чуть
не утоп, но добрался до лагеря. Только потому и дошел, что сирену слышал,
сирена на башне гудела постоянно, а иначе мне лагеря бы не отыскать. Все
же перепуталось, и солнца снова не видать, туман один. Но в лагере-то жуть
что творилось. Там уже меньше четверти в живых оставалось, да и те все
обезумели от ужаса. Их послушать, так нам еще мало досталось. У них,
оказывается, первым делом чуть не тысяча человек от киселя скукожилась, а
потом, они прийти в себя не успели, лес на лагерь двинулся. Кто жив был,
полезли с перепугу на колючку, а охрана вместо того, чтобы огонь открыть,
села в вертолет да и дала деру. Так что лагерные в башню ворвались да и
разнесли там все сдуру. Кто-то пожар устроил, и башня дотла выгорела.
Только и осталось, что сирена наверху, и выла теперь эта сирена не
переставая. А еще про какой-то черный туман рассказывали, будто наплыл он
вечером на дальний конец лагеря, а когда сошел - там одни покойники
лежали, черные все, будто шипучкой обожженные. Это правда, это я сам видел
потом, туман-то такой. От него и деревья погибают. Будто просека в лесу
остается - прямая, на много километров видать.
Я тоже от всего этого как бы свихнулся. Метался туда-сюда, не знал,
что делать. И жрать еще хотелось жутко, киселя-то больше не было, а
припасы из башни какие сгорели, а остальные уже сожрали те, кто
попроворней оказался. Мы бы там, наверное, людоедством занялись, честное
слово, если бы лагерь не стало пухом белым затягивать. Тут уж не до
голода. Кто успел - убежал в лес, а остальные... Больше я туда, конечно,
не возвращался, была мне охота. Но так бы наверняка и загнулся, если б не
тот тип, которого вы со мной в ангаре нашли.
А дело так, значит, было. Дня, наверное, через три после того, как из
лагеря-то я убежал, увидел я вдруг впереди просвет какой-то. Вообще от
этих самых просветов в лесу добра ждать не приходится. Но делать нечего,
двинулся я потихоньку вперед, потому как чувствовал, что так и так скоро
концы отдам. Выхожу - а там площадка посадочная оборудована, и на ней
вертолет стоит. Я прямо обалдел. Поначалу подумал было, что это охранники
здесь чего-то поджидают, залег хлебалом вниз и лежу, не шевелюсь. Минут
десять, наверное, пролежал - из вертолета ни звука. Тогда поднял голову -
а вертолет-то совсем не такой, на котором охранники летают.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29