Оно и
понятно - откуда? Радио оттуда глушили, как водится, а ездили за
границу немногие. Конечно, если бы у нас такой напасти ну совсем
не было, тогда бы уж, как водится, мы позлорадствовали над
безмозглыми, что за бугром живут. Ну а раз у самих не все в
порядке, значит только и могли, что молчать.
Потом, наконец, даже до правительства нашего дошло, что
молчать дальше нельзя. Стали путаные и непонятные рекомендации
появляться. Вызывайте, мол, врача, выполняйте все предписания.
Как будто гвельбу хоть один врач помочь может. И никто, конечно,
не связывал болезнь эту странную с книгами.
Эх, книги... Вот ведь времечко было. Можно было безо всякой
боязни подойти к книжной полке, снять любимый томик, раскрыть...
"Война и мир", Пушкин... Детективы там всякие, фантастика... Я с
детства страсть как читать любил. Потому, наверное, и пошел в
торговлю книжную работать. А где же еще книги-то интересные было
добыть, как не в магазине? Ну да вам сейчас этого не объяснишь. А
какую я библиотеку собрал... Это теперь, когда книг-то настоящих,
наверное, и не осталось вовсе, когда все они превратились в
агинки, которые в руки-то взять без чувства гадливости нельзя,
странно вспоминать о том, с каким почтением мы к книгам
относились. Тогда все это естественно было.
Ну да, правильно, Павлик, отвлекся я снова. Я же и правда про
ту агинку хотел рассказать, от которой со мной такая
неприятность-то приключилась. Помню я ее, проклятую, прекрасно
помню. Перед самой катастрофой это случилось. Такое тогда стало
происходить, что никто понять не мог, в чем же дело. Ну просто с
ума люди сходили - вдруг, почти одновременно, ну в течение
двух-трех недель у всех почти поисчезали самые лучшие, самые
любимые книги. А вместо них на полках стояло невесть что. Агинки,
конечно, стояли, но мы этого еще не понимали. Все ведь как
происходило? Приносил, скажем, человек к себе домой агинку - они
быстро эволюционировали, и таких агинок, что Михеева погубила, я
лично больше не встречал. Внешне они вполне прилично теперь
выглядели, книги как книги - мало ли макулатуры тогда печатали.
Взять хотя бы эту, тьфу, "Рабочую гордость" Хухрякова - да таких
книг тогда было до черта! И вот приносил человек домой агинку и
ставил ее на полку. А она же, зараза, живая, ее же карры
специально нам на погибель такой сделали. Я не раз потом видел,
как дальше-то все происходит. Поначалу, значит, она намертво
слипалась с соседними книгами, так что и отодрать было
невозможно, и раскрыть не удавалось. Ну как бы клеем все страницы
слеплены. Если никто не пытался их достать и раскрыть часа
два-три, то ничего и заметить было невозможно - стоят себе книги
на полке и стоят. Ну а потом они разлеплялись, и рядом стояло
уже несколько агинок. Причем совершенно разных, вот что
поразительно. И каждая из них была способна поглощать новые
книги. И каждая из них была опасна, потому что человек, взявшийся
ее читать, неизбежно превращался в гвельба. Ну а про гвельбов я
вам рассказывать не стану, гвельбов вы и без меня видели.
Так вот и с моей библиотекой случилось. Слышал я от некоторых
знакомых, что такое происходит. И еще заметил, что многие из тех,
с кем такое вот дело случилось, вскоре заболевают той самой
странной болезнью. И вот когда с моей собственной библиотекой
случилась эта страшная вещь, я и подумал, что, значит, сам с ума
схожу. Не знал я тогда, что это зараза книги мои пожрала, я
думал, что сам ума лишился и на месте нормальной книги черт те
что вижу. Страсть как перепугался. Хорошо еще, Настасьи дома не
было, у родственников они с сыном гостили, а то не знаю, что бы
случилось.
Ну вот, обнаружил я это дело утром, перед выходом на работу.
Можете вообразить, каково мне было. Но взял себя в руки,
собрался, поехал. Хожу по своему отделу - и на полках-то книжных
то же самое вижу. Ну ни одного названия знакомого, а все то же
самое. Все, думаю, конец мне пришел. Так, знаете, горько
сделалось. Уж лучше бы, думаю, под трамвай попасть или утопиться
- насмотрелся уже на гвельбов и самому таким стать ну никак не
хотелось. А сказать кому-нибудь, что со мной творится, не решаюсь
- тогда слухи ходили, что это все заразно, на взводе люди были.
И вот, представьте, стою я в полном смятении за прилавком, и
подходит ко мне молодой такой детина. Рожа красная, здоровая.
Книгу, говорит, купить хочу. Дядька у меня, говорит, книголюб,
иду к нему на юбилей, надо что-то преподнести - а сам знаки такие
пальцами делает. Ну всем тогда понятно было, что означают -
хорошую-то книгу купить просто так было давно уже невозможно, а
из-под прилавка с доплатой удавалось. Тем, у кого деньги были. Но
я этим никогда не промышлял, потому сделал вид, что не понял.
Вон, говорю, книги, хорошие, выбирайте. А сам не знаю уж почему
его и спрашиваю: а что, дескать, богатая у вашего дяди
библиотека? Что, мол, за книги там у него: классика, современная
литература, поэзия? А, говорит, Толстой там всякий да Гоголь с
Моголем. И заржал еще так, будто что остроумное сказал.
А я, знаете, в таком состоянии был, что собой уже не владел.
Ну почти что с ума сходил - только потому так себя и повел
дальше. Только потому, наверное, мы с Настасьей Тимофевной и
уцелели. Я как услышал про Гоголя с Толстым, так сразу ну словно
бес какой в меня вселился. И нашептывает, нашептывает: дескать
должен ты себя на них проверить, и все тут. Ну не смешно? Пошел
бы в библиотеку какую или еще куда - нет, обязательно мне было к
тому дядьке переться. В общем, почти совсем свихнулся.
Ну так вот, а дальше так дело было.
1 2 3 4 5