Вчерашние страхи и тревоги остались позади, он
думал лечь и по местному обычаю часок вздремнуть в прохладе своей ячейки,
пока минует жара, но уснуть ему не удалось. "Кейенко, кейенко,..."- звучало
у него в сознании странное слово. Он стал мысленно произносить его на самые
разные лады, но оно оставалось по-прежнему совершенно непонятным, и от этой
непонятности в душе Ондизага нарастала тревога. А еще тревожнее было то,
что ему совершенно не хотелось кого-то расспрашивать о значении этого
слова. Эту странность Ондизаг отмечал за собой здесь уже не впервые.
Ощущение было такое, будто он стыдится расспрашивать аборигенов о некоторых
вещах. Но как, как он, представитель высшей, призванной властвовать расы
может испытывать чувство стыда перед низшими - или перед теми, кому суждено
стать низшими?! На языке расы Ондизага даже само понятие такого стыда
невозможно было бы выразить, и он вдруг поймал себя на мысли, что думает о
своем состоянии на языке аборигенов.
Это уже никуда не годилось.
Это могло завести его слишком далеко.
Легкая занавеска, закрывшая с наступлением жары вход, шелохнулась, и на
пороге его жилища показалась Тьяги - самая красивая, наверное, девушка,
которую он видел на Алькаме. По крайней мере, с точки зрения Ондизага.
Жаль, что она была из другой расы, и Ондизаг не имел права взять ее в жены
и передать ее потомкам свои гены. У них выросли бы умные и красивые дети.
Жаль...- и вдруг кровь бросилась в лицо Ондизагу. Прежде сама мысль о
возможности подобного преступления не могла бы прийти ему в голову.
Помыслить о подобном - все равно, что подумать о сожительстве с обезьяной,
собакой, эйгром. И мысль, эта преступная, чудовищная мысль была
сформулирована на языке аборигенов!
Нет, определенно с ним творилось что-то неладное.
- Привет, человек без рук,- сказала Тьяги, улыбнувшись.
- Привет,- он постарался скрыть свое состояние, но голос все равно
прозвучал как-то глухо и неестественно. Впрочем, только изощренный слух
человека его расы уловил бы в нем следы внутреннего смятения,- А почему
"без рук"?
В ответ она только рассмеялась. Потом отвела завесу рукой и прошла к
дальней от входа стене его жилища, к узловатому выступу на уровне
человеческого роста. Остановившись в полуметре от стены, Тьяги протянула
вперед руку и, сосредоточившись, начала водить по этому выступу пальцами.
Ондизаг не раз видел, как это делается, не раз пытался повторить -
безуспешно. А сейчас он даже не следил за тем, что она делает - просто
смотрел не ее профиль, на руки, словно выточенные из слоновой кости, на
изгибы просвечивающего сквозь легкое одеяние тела. Краска стыда постепенно
отливала от лица, мысли потекли спокойнее. Греховное желание, так
поразившее его самого, уступило место расчету. Мысль о потомках, конечно,
была случайностью. Зачем ему это, когда в его власти поселить в ее сознании
безумную любовь к нему и нежелание иметь детей. Исподволь, ненавязчиво он
уже делал это - внушать к себе любовь так просто и так обычно для людей его
расы. Почти все заводили себе верных, преданных подруг в других мирах - на
несколько месяцев или даже не несколько лет. "Акфрэ" - так называлось это
на языке расы Ондизага. Но неожиданно для себя он понял, что думает об этом
на местном языке, думает местными словами: "биквонг", "игинго", "тугоо-кэ".
Постыдными, низменными словами. И снова кровь прилила к щекам Ондизага!
Между тем из выступа в стене показался мясистый молочно-белый побег и,
слегка покачиваясь, начал тянуться к лицу Тьяги, как бы притягиваемый ее
взглядом. Наконец, она перестала поглаживать выступ у основания побега и
повернулась к Ондизагу.
- Ну покажи, как ты вчера добывал Эккиар.
В голосе ее не было теперь и намека на насмешку. И лицо было совершенно
серьезно. Ондизаг вдруг понял, что сегодня, совсем скоро он поймет что-то
очень важное для себя, что-то ускользавшее прежде от его сознания в жизни
аборигенов, и мысль об этом мгновенно затмила собой все постороннее. В одно
мгновение он снова стал самим собой - человеком своей расы, не ведающим
сомнений в правоте того, что делается для ее пользы.
Он встал, подошел к стене и посмотрел на побег - почти такой же, как
вчерашний, чуть не погубивший его в лесу. Протянул руку. Побег был чуть
тепловатый и клейкий на ощупь. Ондизаг провел рукой от основания до
вершинной почки, осторожно сжал ее двумя пальцами, потом прищипнул. Снова
провел пальцами от основания побега до его верхушки, надавливая через
равные промежутки - так, как бесчисленное множество раз делали это
аборигены на его глазах, заставляя побеги плодоносить. Так, как он сделал
это вчера.
И все повторилось - только Тьяги не дала эккиару созреть. Кожура плода
была еще ярко-желтой, когда она протянула руку и надломила побег у
основания. Как и накануне, эккиар копил в себе яд, и она просто не в силах
была сдерживаться. Ондизаг не удивился - он не смотрел на растущий плод, он
следил за лицом Тьяги и видел, как сосредоточенное ожидание быстро
сменилось на ее лице гадливостью. Она смотрела на эккиар, но обостренным
чутьем Ондизаг понял, что гадливость эта относится не только к ядовитому
плоду - и к нему самому тоже. Чувствовать это было странно и непривычно, и
он не мог даже подобрать слова на языке своей расы, чтобы описать
собственное душевное состояние.
Но что, что тут было описывать?! Почему вдруг отношение этой девчонки
так задевает, уязвляет его? Ну не способен он управлять местными живыми
организмами - разве это порок?
1 2 3 4 5 6 7 8