Такого Ондизаг еще
никогда не видел, но - не то от усталости, не то от удивления - не сразу
сообразил, что это может быть опасно. Он отступил на пару шагов и застыл,
не в силах оторвать взгляда от странного плода. И тут черенок эккиара
обломился, и ярко-красная капля разбилась о корень породившего ее дерева.
Ондизаг вовремя задержал дыхание, но все равно его едва не вырвало от
распространившегося в воздухе зловония. Хорошо еще, что ни капли жидкости
не попало на кожу или на одежду. С трудом сдерживая дыхание и стараясь не
бежать, чтобы не попасть в какую-нибудь новую ловушку, заготовленную этим
проклятым лесом, Ондизаг зашагал прочь.
Только шагов через двести он решился остановиться и отдышаться. Зловоние
сюда не долетало, воздух был свеж и - видимо, по контрасту - удивительно
ароматен. Ондизаг устало опустился на землю, прислонился спиной к стволу
старого киерса и перевел дух. Что ж, подумал он, вот я и попытался
вырастить эккиар. И ведь все, казалось бы, делал по правилам - не зря же
так долго наблюдал за аборигенами. Да и они никогда не скрывали от него
своих приемов, всегда были рады помочь, научить чужака своему искусству.
Точно так, как делают это аборигены, Ондизаг отыскал подходящий побег,
прищипнул верхнюю почку, надавил ногтем у основания, а потом легкими
движениями стал поглаживать это место, пока не убедился, что на конце
побега начинает набухать желанный плод. И вот результат... И некому помочь,
подсказать, что же он сделал не так, в чем ошибся. Впервые, наверное, в
своей жизни Ондизаг ощутил нечто вроде ущербности, собственной
неполноценности. Он, привыкший всегда чувствовать свое превосходство над
представителями других рас, вдруг ощутил, что вот здесь, наедине с этим
лесом, он беспомощнее и ничтожнее последнего из аборигенов Алькамы. Здешний
лес даст укрытие, накормит и напоит любого из них - но чужака он готов
уничтожить и поглотить. И пяти месяцев, проведенных на Алькаме, конечно же
недостаточно для того, чтобы перестать быть здесь чужаком. Возможно, для
этого не хватит и целой жизни.
Даже если жизнь его не оборвется в ближайшие часы.
Он услышал легкий шорох справа и резко повернулся. И тут же облегченно
вздохнул, потому что из-за ствола дерева показался Киунга. Спасен! -
подумал Ондизаг, и все страхи, мучившие его еще минуту назад, растворились
в воздухе. Спасен!
- Рад видеть тебя живым, Учитель,- сказал Киунга, подходя ближе,- тебе
не следовало уходить в одиночку.
- Я тоже рад тебя видеть,- Ондизаг встал, отряхнулся,- Я тут чуть было
опять не влип в какую-то историю.
- Кейенко,- небрежно бросил Киунга.
Чуткое ухо Ондизага насторожилось. Этого слова он еще никогда не слышал.
Оно звучало так необычно для местного языка, что Ондизаг не решился бы
высказать хоть какое-то предположение о его значении. А ведь даже среди
своих изощренных в лингвистике соплеменников Ондизаг по праву считался
одним из лучших. Тем более удивительно, что, прожив на Алькаме уже пять
месяцев, основательно изучив многие диалекты, на которых говорят аборигены,
продвинувшись, как ему казалось, в разработке метаязыка для этой планеты,
он вдруг столкнулся со словом, совершенно ему непонятным. Это немедленно,
несмотря на усталость, несмотря на пережитые опасности прошедшего дня
пробудило в нем инстинкт исследователя. Ведь за каждым словом в каждом
языке стоит какое-то понятие, и никогда нельзя с достоверностью предсказать
поведение представителя низшей расы в определенной ситуации, если не
овладеешь в достаточной степени понятиями, которыми оперирует его сознание.
- А-та лико нуага?- осторожно спросил он Киунгу.
- Е. Кама нгоро туабо коррегали стом.
Ондизаг понял, что спросил не то или не так. Киунга либо уже позабыл
только что брошенное слово, либо предпочел сделать вид, что не понял
существа вопроса. Так или иначе, переспрашивать не стоило. Ондизаг вообще
старался держаться предельно осторожно, по возможности скрывая свой
специфический интерес к языку аборигенов. Кто знает, о чем они могут
догадываться? Кто предскажет, как могут себя повести? Тем более, если
какой-то пласт их сознания, оказывается, остался далеко в стороне от его
исследовательского взгляда.
Пять месяцев назад Ондизаг не понимал ни единого слова. Сегодня он мог
говорить свободно практически с любым аборигеном - даже с теми обитателями
Южных островов, что не поняли бы жителей его деревни. Овладев строем
мышления местных жителей, сформированным за долгие тысячелетия жизни на
Алькаме, он не испытывал ни малейших трудностей в налаживании контакта с
любым из них. Его изощренный разум мгновенно схватывал новые слова и
грамматические формы, и уже через полчаса-час общения с аборигеном,
говорящем на языке, совершенно непонятном жителю деревни, Ондизаг мог
свободно, без малейшего недопонимания, разговаривать с ним на самые
отвлеченные темы, незаметно даже для себя самого экстраполируя и
классифицируя полученную лингвистическую информацию. Он был достойным
представителем своей расы. Овладев языком какого-либо народа, соплеменники
Ондизага без труда затем овладевали и самим этим народом. Ведь если
несомненно то, что язык является отражением мыслительных процессов, то
верно и обратное - сама мысль, существуя в виде выраженных словами
абстракций, является в определенном смысле порождением языка, на котором
она сформулирована. А раз так, то, изменив язык, на котором говорит тот или
иной народ, можно изменить и весь строй его мышления, можно направить это
мышление по желаемому пути и извлечь из этого вполне определенные выгоды.
1 2 3 4 5 6 7 8