Йенг-хорн остался позади, и я стал постепенно снижать машину, увеличивая
скорость. Включил светоусилители, чтобы лучше видеть поверхность. Сразу же
далеко впереди яркой белой точкой показался купол Станции, и я направил
машину в его сторону. Через десять минут я посадил ее у входа,
предварительно облетев холм со всех сторон. Здесь, конечно же, никого не
было.
- Мне надо кое-что забрать со Станции, - сказал я. - Ты, Эли, посиди пока в
машине и не выходи - тут еще, наверное, порядочная радиоактивность.
Он кивнул в ответ, я отворил дверь и вышел. Потом просунул внутрь голову и
сказал:
- Я вернусь примерно через час. Принесу поесть.
Я оставил все в машине включенным. Я не боялся, что он улетит без меня.
Внутри Станции все было, как всегда. Светло, тепло, чисто, сухо. Я скинул с
себя грязную одежду, вынул все из карманов, сложил на столик около кровати,
а тряпки сунул в утилизатор. Тщательно вымылся под душем. Когда я еще сумею
сюда вернуться? Оделся во все новое, сверху натянул новую защитную форму из
второго комплекта, вынул шлем и положил его у выхода. Прошел к главному
пульту.
За время моего отсутствия не было принято ни одного сообщения, все
выглядело тихо и спокойно. Я раскрыл сейф и достал оттуда бумаги с
переговорами резидента. Ради этого я, собственно, и вернулся. Все заранее
было сложено в папку и запечатано. Я положил ее рядом со шлемом, прошел на
кухню и собрал всякой еды - побольше и получше. Все. Больше задерживаться
здесь не стоило. Пора лететь на Континент.
Мы сделали привал на ночь на вершине одного из холмов к северу от поселка,
а утром, сразу после завтрака полетели на восток. Через два часа впереди
показался берег. Здесь, южнее Голубого Маонга, он был обрывист и высок, но
между скалами обрыва и океаном на полторы тысячи километров протянулась
полоса пляжа - самого грандиозного на Сэлхе. Когда налетает ураган, волны
катятся по песку до самых скал, и нет спасения от них для того, кто не
успеет отступить - улететь или вскарабкаться вверх по редким крутым
тропкам, проложенным миллионами поколений обрывных ящеров, что откладывают
яйца в горячий песок у подножия скал. Потом, когда из яиц вылупляются их
личинки и на целый месяц заполняют полосу прибоя, охотясь за псевдорыбами,
пляжи становятся недоступными и опасными. Но через месяц отъевшиеся личинки
пятиметровой длины вновь закапываются в песок, чтобы за год подземной жизни
отрастить себе по шестнадцать лап-присосок и превратиться в настоящего
обрывного ящера - неповоротливое существо, питающееся лишь водой, воздухом
и лучами солнца - и пляжи снова становятся безопасными. Пока не налетит
ураган.
Я снизил машину до пятисот метров и полетел на юг вдоль верхней кромки
обрыва. Где-то там, впереди, было несколько ферм, куда - я это знал
наверняка - бежали многие с острова. Я никогда там не был, но фермы на
Сэлхе никогда не прятались, наоборот, они выделялись на фоне
фиолетово-зеленой растительности ярким цветом построек, и сочной зеленью
полей и лугов. Я был уверен, что не пролечу мимо. Слева, всего в
сотне-другой метров уходил вниз знаменитый обрыв, сложенный
светло-коричневыми, иногда почти желтыми песчаниками. Кое-где он казался
покрытым темно-красной рябью - это обрывные ящеры гроздьями висели на
скалах, подставив солнцу свои фотосинтезирующие бока.
Через час мы достигли фермы Оланга.
Вечером, когда все население временного поселка собралось перед моим домом,
я рассказал о полученной директиве. Я знал, что последует дальше. Я знал,
что пройдет всего лишь несколько дней, и кто-то - неважно, кто именно -
скажет:
- Единственное, чего я боюсь - это предательства.


* * *


Ночевали мы на вилле Гарраучи. Она совсем не пострадала, хотя сад, которым
Гарраучи так гордился, зарос скхином, и желтеющие листья деревьев при
малейшем порыве ветра падали вниз, усыпая желтыми пятнами молодую
зелено-фиолетовую поросль скхина, которая достигала уже полутораметровой
высоты. Если бы хозяин виллы был жив, он, наверное, не перенес бы этого
зрелища. А нам было все равно. Никто даже не позаботился включить киберов
для расчистки - надолго задерживаться здесь мы не собирались, возвращаться
сюда - тоже.
Мы последний раз прочесывали остров.
План операции, даже сам ее замысел, рождался в муках. Не всем и далеко не
сразу стала ясна необходимость ее проведения, не все из собравшихся в
главном лагере на Континенте и сейчас поддерживали эту идею. Но как это
иногда случается, в споре победили те, кто предлагал конкретный план
действий. Противники же прочесывания не могли предложить ничего, кроме
бездействия и ожидания для всех нас, возможно, гибельного.
Самым острым стоял вопрос о резиденте - ни в коем случае нельзя было
допустить, чтобы он снова вышел на связь с Метрополией. Подозревать
следовало всех - в этом Эни Салдо был абсолютно прав. Из всех, кто собрался
в главном лагере, один лишь я был на первых порах вне подозрений, но на
этот счет я себя иллюзиями не тешил - ступи я хоть один-единственный раз
внутрь Станции во время пребывания на острове, и наверняка найдутся люди,
которые заподозрят меня в предательстве. Станция для меня теперь закрыта.
Возможно, навсегда. Хорошо, что я успел тогда, в последнее свое посещение,
привести все внутри в порядок, заменить аварийные блоки и уничтожить все
лишнее - сделать это когда-нибудь позже мне, наверное, не удалось бы.
Я всегда отличался предусмотрительностью.
После долгих споров решили, наконец, что во время прочесывания, с самого
первого момента нашей высадки на остров Станцию круглосуточно будут
охранять четыре часовых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57