Но гораздо больше потерял.
- Жизнь не обходится без потерь, - ответил он, и, подняв глаза, я
заметил, как он поморщился, сожалея о сказанном. Ну конечно, не для того
ведь мы встретились, чтобы обмениваться общими фразами.
А для чего?
- Давай присядем, - сказал я и первым двинулся к стоящему в углу
низкому дивану. Как-то в то время мне и в голову не приходило, что
окружающая нас обстановка не имеет ни малейшего отношения к реальной
действительности, в то время как движения мои как раз в этой
действительности и должны происходить. Я просто был там, в мастерской
"йяон-твало", в своем далеком прошлом, я встречался и разговаривал с самим
собой, и это была та единственная реальность, которая существовала для
меня.
Мы сели рядом и снова какое-то время молчали. Я знал, что это
ненадолго, что скоро он начнет спрашивать меня о вещах, которые его
волновали, о том, что волновало меня самого в то далекое время - а что я
мог ответить? Все это было и прошло, и давно уже многое позабылось.
Но оказалось, что говорить со мной он собрался совсем не об этом.
- Скажи, - услышал я, - ты очень несчастен?
И все внутри меня застыло от этого вопроса. Потому что я понял вдруг,
что он попал в точку. Он, мое отражение, знал обо мне больше, чем я сам
осмеливался знать.
- Да, - ответил я одними губами. Я мог бы и не отвечать - он и так
знал ответ.
- Почему?
Я промолчал - я не знал ответа. А он не стал спрашивать снова, он все
понимал и молчал. Так и сидели мы рядом и молчали, и думали каждый о
своем. С ним рядом было легко молчать, присутствие его не тяготило. И я
сидел и смотрел перед собой ничего не видящим взором, и вспоминал. Сколько
лет прожито, сколько всего осталось позади - и вот такое. Несчастен. Да,
несчастен, и ничего тут не поделаешь. Но почему? Что делает нас
счастливыми или несчастными, что это вообще такое - счастье? То, что
всегда остается позади, что не осознаешь в своем настоящем? Да нет, не так
просто. Или счастье - всегда где-то впереди, а когда впереди уже нет
ничего, то и счастье невозможно? Ведь пока есть стремление к чему-то, пока
есть цель впереди, кажется, что достижение этой цели и есть счастье. Но
вот она, наконец, достигнута - или не достигнута, разница не велика - и ты
вдруг понимаешь, что не в ней счастье, что оно снова уплыло вперед или же
осталось позади, и достижение цели или же ее потеря в равной степени
создают в душе какую-то пустоту, которую только новая цель и может
заполнить. А если не видишь цели? И жизнь прожита, и все осталось в
прошлом, и не на что надеяться в будущем, и знаешь, что впереди ничего уже
нет?
- Ты, я вижу, стал большим пессимистом, - услышал я его голос совсем
рядом.
- У меня есть на то причины.
- Расскажи.
- Тебе так важно это знать?
- Мне, может, и нет. Тебе - важно.
Я хмыкнул, пожал плечами. Но противиться не стал. Для того мы и
встретились с ним, чтобы можно было все рассказать. И я стал рассказывать.
Обо всем, что сумел вспомнить. Обо всем, что казалось важным. Рассказал о
своих провалах и неудачах, об обидах и поражениях, о том, как рушились
жизненные планы, как я ставил перед собой цели и утрачивал их, и ничего,
ничего не добивался. Рассказал не утаивая, честно и откровенно, не скрывая
причин и не стараясь себя обелить. Возможно, я даже находил какое-то
удовольствие в этом покаянии перед самим собой, когда во всем был готов
видеть следствия своей собственной слабости или нерешительности, лени, а
временами даже трусости. Я рассказал ему о том, как не стал продолжать
исследования древних диалектов языка терраа - того, который некоторые
считают прародителем всех существующих языков. Рассказал жестоко и
откровенно, так, чтобы не было у него жалости ко мне. Ведь я помнил,
сколько надежд в то время возлагал он на эти исследования - а я разрушил
эти надежды. Я находил какое-то удовольствие, расписывая свои проступки -
наверное, в каждом из нас сидит бес злословия, готовый по малейшему поводу
обливать всех и вся грязью, но мы искусно сдерживаем его и порой даже не
подозреваем о его существовании. И вот этот бес в моей душе вдруг вырвался
на волю. Я рассказал, как, уподобившись последнему идиоту, отказался
помочь Раньдьягу, когда он так нуждался в помощи. Отказался потому, что
откуда-то узнал о его не слишком порядочных поступках - но потом, когда
было уже поздно, понял, что не мог он эти поступки совершить. А потом были
еще случаи, это, оказывается, ничему меня не научило. Как-то сами собой
всплывали в памяти эпизоды, о которых, казалось, я счастливо забыл, и чем
дальше, тем гадостнее становилось на душе. Чистилище может быть страшнее
ада.
И так я дошел до предложения, с которым прибыл ко мне Диассо. И
замолчал. Потому что внезапно понял, что не смогу принять это предложение.
Не смогу. И снова, значит, упущу свой шанс, и снова пополню список своих
потерь, снова окажусь в стороне. Неужели жизнь так ничему меня и не
научила, и я так и буду совершать поступки, о которых придется только
сожалеть?
И тут он задал мне вопрос. Всего лишь один вопрос, но вопрос этот
решил мою судьбу. Потому что задал он его человеку, который украл и
бесстыдно разбазарил его будущее.
Он спросил:
- Скажи, если бы пришлось тебе прожить жизнь сначала - ты поступил бы
иначе?
И все.
Больше я ничего не помню. Наверное, на том и закончилась наша
встреча. А если и нет - я все позабыл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10