Он сидел теперь в кресле спиной к залу, спиной к картинам. Он не
хотел смотреть на картины, он оставлял меня наедине с ними.
Я отвернулся от него, сделал несколько шагов. Услышал, как он зашелестел
страницами. Услышал, как уборщица поставила на пол ведро. И все. И весь мир
вокруг исчез, во всем мире остались лишь я и мои картины. Я лишь взглянул
на них, поднял глаза, и они заполнили собой весь мир, они не оставили в
этом мире места ничему больше. Они глядели на меня со всех сторон, они
обступили меня, и я шагнул им навстречу.
Мир меняется вокруг нас, и мы меняемся вместе с миром. И то, что
поражало своей новизной вчера, назавтра покажется тусклым и неинтересным. И
ты уже не увидишь радуги в капле воды и не уловишь аромата дальних стран в
случайном порыве ветра. Всегда, пока ты живешь, все окружающее тебя, даже
если оно и не меняется внешне, постоянно наполняется новым смыслом и новым
содержанием - лишь потому, что меняешься ты сам. Время идет, и ты
становишься, наверное, мудрее и богаче, но никогда уже не сможешь
воспринимать мир так, как воспринимал его прежде. Время идет, и нет никакой
силы, способной остановить и сохранить твое восприятие мира. Никакой, кроме
силы художника. Время идет, и мы не можем вернуться назад. Но мы можем
вспомнить...
Вот оно - "Окно" - за которым целый мир, непонятный и таинственный,
полный, быть может, чудесных загадок или же страшных тайн, может быть,
добрый и ясный, а может - страшный и злой. Стоит лишь распахнуть это окно,
и ветер того мира ворвется сюда, и можно будет вдохнуть его полной грудью и
на миг ощутить его аромат - радостный и тревожный, каждый раз новый и
неожиданный. Сколько раз стоял я перед этим окном и протягивал к нему руки,
и раскрывал его, сколько раз вглядывался я в неведомый мир, открывающийся
из этого окна...
А вот этот добрый старичок на лесной поляне, выглядывающий из зарослей
малины и иван-чая. Повернулся и смотрит на меня ласковым взглядом из-под
густых седых бровей. Или это леший? И это не брови, а лохмы спутанных волос
свисают со лба? Или это оборотень, не то человек, не то волк, злобно
оглянувшийся, прежде чем скрыться в чаще? Или это всего лишь замшелый
лесной пень, память о нерадивых лесорубах? Кто знает, кто сумеет ответить
на этот вопрос? Во всяком случае, не я.
Я шел вдоль стен, и картины мои смотрели на меня. И я вспоминал дни и
недели, проведенные с ними вместе, вспоминал все, что чувствовал, когда
писал их, когда вглядывался в их постепенно проступавшие на холсте черты. И
вспоминал то, что чувствовал позже, когда вновь и вновь возвращался к ним,
и каждый раз открывал в них что-то для себя новое, ускользавшее прежде от
моего взгляда - просто потому, что когда-то это было обыденным в моем
восприятии мира, но потом ушло навеки, сохранишись лишь в картинах и
неожиданно открываясь для меня самого много позже. "Мадонна" проводила меня
долгим задумчивым взглядом, кто-то помахал рукой из окошка старой ветряной
мельницы, кто-то почти неразличимый вдали посмотрел на меня в морской
бинокль с палубы парусника, огибающего острова. И я шел от картины к
картине, ничего вокруг, кроме них, не замечая.
И вдруг остановился.
Потому что прямо в глаза мне со стены смотрел Дьявол.
Он ничего не говорил мне. Ему незачем было со мной разговаривать. Он
презрительно скривил губы и смотрел властно и высокомерно. Он был одет как
обычный человек, и выглядел он как обычный человек, но взгляд его таил в
себе такую силу, был так глубок и пронзителен, что не оставалось ни
малейшего сомнения в том, кому он принадлежит. В этом взгляде ощущалась
сила, способная парализовать волю любого самого волевого человека, и была в
нем мудрость - злая мудрость того, кто знает все несовершенства мира и
готов воспользоваться ими в своих низменных целях. Он соединял в себе все
эти качества и таил вдобавок еще много такого, чего я не сумел разглядеть и
осознать в те минуты. Он приковывал к себе, от него невозможно было
оторваться, я не мог сделать и шага, не мог пошевелиться, парализованный
этим взглядом, залезающим в самую душу. Неужели я написал это лицо, неужели
это я вложил в него такую силу? Откуда взялась она, как смог я перенести ее
на холст? Я яростно затряс головой, сбрасывая наваждение дьявольского
взгляда, с трудом отвел глаза от картины, перевел дух.
- Ну что?- спросил меня Анно, тронув за локоть. Я не слышал, как он
подошел. Я молча оглянулся, посмотрел вокруг. уборщица уже ушла, никого,
кроме нас двоих, не было в зале.
Не ответив, я молча подошел вплотную к картине. Изо всех сил стараясь
избегать взгляда Дьявола, стал внимательно осматривать ее. Нет, сомнений не
оставалось - это была моя картина. По сути - не более, чем эскиз,
написанный в спешке, среди будничной суеты, неровными мазками, с
многочисленными огрехами, хорошо заметными при внимательном рассмотрении. Я
искал в картине чего-то, что раскрыло бы мне ее силу, не замеченную мной
раньше, хотел увидеть неуловимые штрихи, которые в корне меняли бы
впечатление от нее, но не находил для себя ничего нового - лишь свои
поспешные и не слишком умелые мазки. Ничего нового не появилось в этой
катине с тех пор, как я видел ее последний раз. И только Дьявол,
изображенный на ней, ожил. И стоило мне вновь встретиться с ним взглядом,
как я опять потерял власть над собой, застыл, прикованный к месту, вбирая в
себя этот взгляд и все, что за ним стояло, чувствуя, как он завладевает
моей душой и начинает командовать моим телом. Я попытался бороться с ним -
моим творением!
1 2 3 4 5 6