женщина — врач, знахарка и колдунья в одном лице — тащит за спиной в большой корзине всю фармакопею в разнокалиберных бутылочках. За пятьдесят рупий вы можете купить у неё здоровье — нет-нет, не литр, а только стаканчик! Боли, раны, бесплодие — она лечит все. Её чудо-эликсиры, похоже, в особенности по душе женщинам, которые окликают её из каждого ларька.
Улица поставляет мастеров на все руки. За несколько рупий заблудившийся европеец легко сыщет гида, который доведёт его до отеля. Если он охоч до экзотических яств, ему подадут в ресторане блюдо из змеи, обезьяны или собаки. Если он едет в машине и у него кончилось горючее, на любом перекрёстке непременно найдётся полуголый владелец нескольких бидонов бензина по два литра ёмкостью… Подпольные менялы тут же предложат ему «очень выгодно» обменять его доллары, если только он не решит рискнуть ими за карточным столом в квартале увеселений.
Нищих почти не видно… Разве что детишки, вымазанные белой и красной краской, поют и пляшут на тротуаре под аккомпанемент тамбуринов…
Невозможно перечислить все занятия уличной толпы, вынужденной искать себе пропитание. Лишь пятая часть населения имеет постоянную работу, остальные должны, чтобы выжить, заниматься всевозможными эфемерными делами. Но скороспелое суждение об Индонезии по нашим европейским меркам будет неправильным: несмотря на стеснённые обстоятельства, люди сохраняют главную человеческую ценность — свободу.
Джакарта, подобно Амстердаму, — город каналов. Голландцы в первую очередь прорыли их, очевидно, в память о своей далёкой стране. В былые времена по водным артериям пакетботы доходили до центра города. С тех пор пески успели занести каналы и порт обмелел. Но каналам нашлось другое применение. На рассвете и вечером, когда заходящее солнце приглушает краски, мужчины, женщины и дети совершают здесь омовение. Глубоко вдавленные в землю каналы, пересекающие основные магистрали города, служат для удаления сточных вод. Однако вода, какой бы она ни была, призвана очищать тело. На Западе забота о гигиене отъединила нас от природных источников. Для индонезийцев Джакарты кроме как в «кали» воды больше в городе нет, и люди пользуются ею. Звучит смех. Дети брызгаются, повизгивая от радости. Взрослые полощут зубы, чистят их мягкими корешками. Над поверхностью кали чернеют головы, сверкают зубы. Люди очищаются от скверны. Их всех объединила вода.
Падает ночь. Солнце исчезает очень быстро. Только воздушные змеи мелькают кое-где в гаснущих лучах. Их дёргают за нитки на пустырях, стараясь поднять как можно выше в неподвижном воздухе. Когда они с шуршанием падают, кажется, что это обессилевшие бабочки возвращаются на землю. Развлечение исполнено наивной прелести.
Ночь взрослит. Она приносит резкие возбуждающие запахи, которые дурманят голову, пробуждают чувственность, запахи страсти и тела, от которых начинают бегать мурашки по телу. Из глубин лавчонок мерцают неверные огоньки керосиновых ламп, окружая ореолом умиротворённые, улыбающиеся лица. На жаровнях в кокосовом масле шкварчат кусочки сате. Дети лёгонькими ладошками берут толстенные рисовые лепёшки. Запахи манго, мандаринов, сигарет с гвоздикой придают фантастический аромат ночи, бурлящей звуками и желаниями. Мужчины собираются в кружок у зыбкого огня, приткнувшись спиной к невидимой стене. Ночь — их дом, их очаг, их прибежище. Тени искажают предметы, расстояния, лица. В отличие от европейской ночи, которая сгущается вокруг нас, не оставляя ничего, кроме звёзд над головой, индонезийская ночь размывает тьму, разжижает её влажной жарой.
Чем ближе к порту, тем плотнее жмутся к земле строения. В тёмных лужах лежат, тупо глядя перед собой, буйволы. Чуть в отдалении кое-как сколоченные дощатые хибары клонятся на покосившихся сваях, между ними носятся стайки ребятишек. Женщины, прежде чем исчезнуть в дверном проёме, посылают загадочные улыбки.
Ветер доносит запах моря, запах простора. А вот и оно само, море. Позади рыбачьих селений, на песчаном берегу, где умирают тёплые волны, лежат баркасы с резными носами. Они вырублены из древесных стволов. Узкие длинные судёнышки, на которых ходят на вёслах или под парусом, похожи на вытащенных на песок рыбин. А изукрашенные фигуры чудищ на носу призваны отвести дурной глаз от рыбаков, дать знак морским монстрам, что это — «свои»…
Танджунгприок — новый порт Джакарты. Когда голландцы строили Батавию, ставшую после обретения независимости Джакартой, они решили разбить здесь главный порт Индонезии; никто не предполагал, что русло каналов так быстро занесёт песком. Уже в 1887 году пришлось перенести порт на десять километров ближе к океану. Сегодня Танджунгприок и Сурабая — основные морские ворота страны. Но, хотя к причалам там подходят океанские лайнеры, рыбу по-прежнему ловят по старинке.
Вот как выглядит оригинальный способ «лампаро»: в большое деревянное «окно», сколоченное из бамбуковых планок, опускают подобие верши, а люди, стоя наверху, зажигают факелы. Привлечённая светом рыба собирается в центре ловушки, откуда её вытаскивают в лодки.
Яванское море неглубокое, рыба ловится хорошо. Длинный баркас рассекает поверхность воды, а гребцы восьмером, стоя, налегают на весла. Позади баркаса по дну тянется сеть. Сделав круг, баркас останавливается, ныряльщик подхватывает сеть за край и подтягивает к борту. Гребцы ритмично вскрикивают в такт, наваливаясь всем телом на весла, а вперёдсмотрящий на верхушке мачты выглядывает рифы.
Улов попадает на рынок — громадное пропахшее рыбой строение ангарного типа, откуда несётся концерт голосов и звуков.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46