, то молодой солдат с Кавказа, только что прибывший в часть, может понукать дембелем из Костромы или Тулы, рассчитывая на поддержку земляков. А о том, что будет с дисциплиной в армии в ближайшие годы, учитывая прогнозируемый учеными в ближайшее десятилетие предстоящий демографический обвал, в военной прокуратуре ЛенВО даже боятся говорить.
8. РАБСТВО
ГЛАЗАМИ ОЧЕВИДЦА: 1984–2003 годы. Московская область – Костромская область – Узбекистан – Чеченская Республика
Два раба. Очень разные истории двух граждан России, освобожденных из чеченского рабства («Известия»)
Вторая чеченская кампания сопровождалась чуть ли не ежедневным освобождением на территории мятежной республики «белых рабов» из России и других государств. Какова их дальнейшая судьба? «Известия» предлагают читателям две истории, герои которых очень похожи: они ровесники, оба еще в советское время попали к чеченцам в неволю, оба ровно год назад вернулись на родину. Не похожи они только в главном – в том, как распорядились своей волей. Один оказался свободным человеком, случайно попавшим в рабство, другой – рабом, случайно оказавшимся на свободе.
Ермаков. Возвращение к свободе
Дома у моих родителей висит на стене резная миниатюра, я в детстве ее подолгу разглядывал. На ней красивый голый мужчина обнимает красивую голую женщину. Когда я спрашивал: «Откуда это?» – папа отвечал: «Дядя Саша сделал». Дядю Сашу Ермакова я смутно помню – часто к нам в гости приходил. Одни говорили про него: «Золотые руки», другие: «Ветер в голове». И те, и другие были правы. Дядя Саша умел и работать, и гулять. Когда мне исполнилось 6 лет, он вдруг исчез. Тогда еще никто не мог подумать, что человек может попасть в рабство, поэтому мы все думали, что дядя Саша просто пропал без вести. Когда мне исполнилось 26, он вернулся. Теперь он пьет только пиво с пометкой «0%» на этикетке. Жизнь тоже начинает с нуля, и иногда дядя Саша говорит, что эти годы сделали из него совсем другого человека – даже лучше, чем тот, что был.
Гыр-гыр-гыр
И дядя Саша, и мои родители, и эротическая миниатюра – это все в подмосковном городе Электросталь. В этом городке есть «та сторона» и «эта сторона», а между ними – промзона. Раньше он жил на «этой стороне». Теперь – на «той». Его съемная однокомнатная квартирка имеет вид убогий, но опрятный. Кровать, шкаф, кухонный стол, неработающий холодильник. На полу под раковиной – батарея из бутылок от нулевого пива. Ермаков уже 8 лет не пьет. Правда, когда он говорит, то поначалу производит впечатление человека, который или только что проснулся, или подшофе.
– Некоторые даже шутят иногда: «Ты как бросил пить, что-то совсем не просыхаешь». А я, наверное, просто никак проснуться не могу. Для меня все эти годы – как сон какой-то. С тех пор как те трое чеченцев в Навои что-то в пиво подсыпали, все как во сне.
– В Навои? Может быть, в Грозном?
– Нет, в Навои. В Узбекистане. Это был… 1984 год, кажется. Я помню все подробности – людей, места, разговоры, а вот даты – туго. Все эти 20 лет как в один комок слиплись. В Узбекистан поехал в командировку от монтажно-строительного управления. Мы тогда по всему Союзу строить ездили, зарабатывали очень хорошо, для меня купить телевизор – это было тьфу, а уж поляну накрыть – тем более.
Шальные деньги и командировки и довели до развода. Развелся и поехал в Навои, чтобы грусть развеять. Там мы химкомбинат строили. В первую же неделю после работы сидим как-то в кафе, пьем пиво. Подсели трое ребят. Тогда у нас еще дружба народов была, я даже не понял, кто они по национальности, – между собой все гыр-гыр-гыр да гыр-гыр-гыр. Стали предлагать работу – куда-то ехать чего-то строить. Мы отказались. Ну, нет так нет – они не обиделись. Вроде нормальные ребята, заказали нам пива за свой счет. Мы с ними разговорились, сидим, пьем пиво. Тут вдруг я куда-то проваливаюсь и отключаюсь. Просыпаюсь в пустыне. Только через год узнал, что это Центральные Кызылкумы, Тамдынский район. До ближайшего города, Зарафшана, 100 километров, до Навои 300, до Ташкента – тысяча.
– А откуда чеченцы в Узбекистане? Их же в Казахстан депортировали.
– Это не депортированные. Эти чеченцы из Грозного приехали на заработки. Брали наряд, потом обманом набирали себе в городах русских рабов, привозили в степь – и понеслась. Те, к которым я попал, подрядились гараж строить для совхоза «Маданият» («Культура»). Первый день еще из себя друзей строили, а потом пошел жесткий нажим. Работать пришлось по 12 часов в день, жить круглый год в ашханах – это типа летней кухни, спали на топчанах, кормили нас кое-как. Зимой, когда холодно стало, они с нас всю одежду сняли, в одних трико и рубашках оставили – все на себя надели. За пределы объекта мы ходили только в колхоз – чтобы в ведомости расписываться. А деньги вместо нас чеченцы получали. Многие из наших перестали мыться, опускались так, что вши по ним ползали, – когда тебя так унижают, волю отшибает напрочь. Я это сразу понял, поэтому через «не хочу» за собой следил, брился каждый день и даже иногда старался чего-нибудь для души смастерить – они это заметили, и скоро я стал считаться ценным рабом. Иногда к ним другие чеченцы приезжали – гыр-гыр-гыр, гыр-гыр-гыр и уедут. Потом я узнал, что эти шестеро не единственные, кто в степи таким промыслом занимаются. Мне об этом казахи рассказали.
– Может, узбеки?
– В этих местах казахи живут, хоть территория и узбекская. Но это все я узнал потом, а тот год я прожил как на Луне – где я, какой век на дворе, не понимал. Представьте себе, из социализма – и вдруг в рабовладельческий строй. А потом, спустя несколько лет, встретил одного из тех, кто там со мной был, он рассказал мне, что, когда они гараж построили, чеченцы их просто избили до полусмерти и бросили на дороге.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101