В. Каверин.
ДЕВЯТЬ ДЕСЯТЫХ СУДЬБЫ.


КНИГА I.

1.

... Четвертая зимняя кампания была бы гибельной для армии и страны.
Контр-революционеры подстерегают бедствия народа и готовятся нанести ему
смертельный удар. Отчаявшееся крестьянство вышло на путь открытого восс-
тания. Помещики и чиновники громят крестьян при помощи карательных экс-
педиций. Фабрики и заводы закрываются. Рабочих хотят смирить голодом.
Буржуазия и ее генералы требуют беспощадных мер для восстановления в ар-
мии слепой дисциплины. Корниловщина не дремлет. Поддерживаемые всей бур-
жуазией корниловцы открыто готовятся к срыву учредительного собрания.
Правительство Керенского есть правительство буржуазии. Вся его политика
- против рабочих, солдат и крестьян. Это правительство губит страну...
Власть должна быть изъята из преступных рук буржуазии и передана в руки
организованных рабочих, солдат и революционных крестьян...
Затерянный в соседнем купе огарок свечи вспыхивал, угасал и снова
вспыхивал, таща за собой сломанные вдоль и поперек тени.
Чья-то уродливая голова прыгала вместе с ним по обшарпанной вагонной
стене.
Солдат при свете огарка читал газету; снизу видна была только его бо-
сая нога, да плечо, прикрытое шинелью.
Он читал медленно и шопотом произносил про себя каждое слово.
Еще недавно начало смеркаться, а уже все спали.
Напротив Шахова сидел, уткнувшись головой в облезлый каракулевый во-
ротник, костлявый человек в чиновничьей фуражке; у его ног свернулся
клубком на полу молодой солдат - он спал и казалось, что его сосредото-
ченное лицо ровным матовым пятном всплывает вверх и шевелится под равно-
мерное подрагивание вагона.
Шахов задремал и сразу же проснулся.
Он сидел, притулившись кое-как возле окна, опершись локтями о колени.
Всю дорогу, то усиливаясь, то мельчая шел дождь и холодный ветер трое
суток дул над его головою, в разбитое окно.
Он снова попытался заснуть и не мог - все его тело ломило от долгой и
неудобной дороги.
Он прислушивался к стуку колес, считал до ста, припоминал названия
станций, мимо которых проезжали днем - ничего не помогало.
Тогда он встал и добрался, шагая между скрюченных на полу тел, до
площадки.
На площадке гремящее мокрое железо двигалось туда и назад между ваго-
нами и сильный ветер хлестал слева. Ветер распахнул шинель, продул наск-
возь и сразу освежил и захолодил лицо и руки.
Утлый полустанок медленно протащился мимо поезда, где-то далеко видны
были огни, зеленый и красный, искры летели из паровозной трубы и гасли
на отсыревшем ворсе пальто.
Потом откуда-то из топки вылезла баба в длинном тулупе и стала рядом
с ним, держась рукой за поручни и заглядывая с любопытством ему в лицо.
- Зазябла совсем, - сказала она, похлопывая руками и переступая с но-
ги на ногу.
Шахов ничего не сказал.
- Издалека ли едете? - спросила баба и прихлопнула дверцу топки.
- Издалека. Из Сибири - коротко ответил Шахов.
Искры летели снопами и совсем близко мимо вагона прошла водокачка со
своим качающимся хоботом молочно-белого цвета.
Шахов пошел в вагон.
В эту ночь, последнюю из тех, что он провел в пути, ему приснился тя-
желый и безобразный сон.
Ему приснилось, что он открыл глаза от стука двери и увидел, как из
соседнего купе вышел невысокого роста широкоплечий человек. Он медленно
опустил глаза, отыскал среди груды тел его, Шахова, лежащего на полу с
раскинутыми по сторонам руками, сделал два шага вперед и наступил ему на
грудь, так что носок огромного сапога ударился о подбородок.
- Уберите ногу, - сказал Шахов.
Человек молчал и улыбался, скаля белые зубы; на груди у него сквозь
тонкую полосатую тельняшку просвечивала татуировка.
- Уберите же ногу! - повторил Шахов.
- А чем же тебе, браток, мешает моя нога? - спросил человек, друже-
любно мигая глазами.
- Вы наступили мне ногой на грудь!
Шахов, выдвигая челюсть, старался сдвинуть его сапог.
Руки его лежали по сторонам неподвижно, он не мог пошевелить ими.
- Ай-я-яй, неужто на грудь? А я думаю, что это так ступать мягко!
Огорчаясь и покачивая головой, он снял ногу и сел на край скамейки.
Шахов знал отлично, что за минуту перед тем, на скамейке сидел кост-
лявый чиновник, уткнувшийся головой в каракулевый воротник - теперь ва-
гонные стены, железные подпоры, смялись и уступили дорогу человеку в
тельняшке.
- Беднячок ты - сказал он вдруг и достал что-то из кармана, не то
куклу, не то волчок; Шахов ясно видел, что это была какая-то детская иг-
рушка.
- А что?
- Да что ж, браток! Какая-то у тебя судьба стеклянная!
- Ну и что ж, судьба! - возразил Шахов, чуть-чуть шевеля губами.
Человек молча приблизил к глазам Шахова детскую игрушку. Это был ог-
ромный, с сиреневым отливом стали, револьвер.
- А позволь, мы сейчас же это дело устроим, - пробормотал он.
Револьвер внезапно повис в воздухе. Откуда-то со стороны к нему тяну-
лись посиневшие маленькие белые руки.
Шахов застонал и вскочил на ноги, ударившись головой о верхнюю полку
- никакого человека в тельняшке не было в вагоне - дверь, вагонные сте-
ны, железные подпоры, все вдвинулось обратно.
Костлявый чиновник курил и жаловался, молодой солдат попрежнему спал
у его ног, закинув назад бледное и утомленное лицо. Еще не рассвело, но
многие уже проснулись.
Наверху на второй и на третьей полке шел политический разговор.
Говорил главным образом какой-то интеллигентного вида человек в ба-
рашковой шапке;
1 2 3 4 5 6 7 8