Человек с опытом. Принципиальный. В прошлом председатель ревизионной комиссии ЦК ВЛКСМ. От него многим досталось… Взяточникам и казнокрадам. Мы знаем его как принципиального, ответственного человека в нашем Верховном Совете.Возражений не прозвучало. Слово взял депутат Глушкевич.Оглянувшись на председателя контрольной палаты Верховного Совета Саковича, Глушкевич сказал:– Много дел на работе, не разгрести… Еду на проверку по областям.Окончание слов Глушкевича потонуло в шуме. Посыпались предложения, фамилии. Один из депутатов вообще сказал:– А зачем нам эта комиссия?! Еще один контрольный орган, которых и так до черта…Перекрикивая этот шум, слово взял председатель Верховного Совета Шушкевич:– Я бачу, што у зале няма згоды… Трэба прымаць рашучыя меры. Я супраць стварэння гэтай камисии. А кали ужо прынята рашэнне Вярхоуным Саветам, я прапаную на гэту пасаду Алаксандра Рыгоравича Лукашенку. Ен заусёды имкнууся на адказную пасаду, некага выкрывау. Няхай сабе и выкрывае далей, кали яму тэта спадабаецца…Снова крик и шум в зале.– Кого выбираем?! Да он такое наворотит.Лукашенко подошел к микрофону.– Я оправдаю ваше доверие. Вы узнаете все, всю правду про всех…Депутаты, вернувшиеся навеселе из буфета, шумели:– Да ладно, пускай идет…Голосование. 167 – «за». Решение принято. * * * Кебич смотрел на зал в растерянности. И обращаясь к стоящему рядом председателю проправительственной фракции Козлову, сказал:– Как получилось, что этот горлопан стал председателем комиссии? Мы договаривались о другой кандидатуре.Козлов засмеялся:– Вячеслав Францевич. Этим человеком мы сможем управлять. Поверьте мне.– Плохо ты его знаешь. А я хорошо помню… Он пойдет на любую гадость и грязь…– Зал медленно погружался во тьму. Звезда под потолком постепенно угасала. Умолкли уставшие микрофоны… Время как будто остановилось. Никто – ни премьер-министр Кебич, ни его проштрафившиеся министры, ни депутаты, умчавшиеся в буфет, даже не подозревали, что будет завтра… В буфете пили, наливали друг другу, произносили тосты. Им казалось, что каждое их решение судьбоносное. Они не понимали, что безответственность, разбавленная алкоголем, лишала страну будущего. И уже далеко-далеко, помимо их воли, за сотни километров от овального зала, в подмосковном Ясенево, десятки людей, работая без сна, разрабатывали в мелочах операцию под кодовым названием «Зонт»… «Плевать на все это, вот стану Президентом…» Он вбежал в гостиничный номер. Где стакан? Налив вина – залпом выпил. Глянул на себя в зеркало. Старт сделан. Никто его не остановит. Плевал он на своих обидчиков. Лицо точно у дядьки Трофима. Включил телевизор. Заиграла музыка. Больше не надо, никакого спиртного… Нет, еще стакан… Председатель комиссии Верховного Совета… Должность! Пускай навсегда забудут о директоре совхоза.Стук в дверь. Он опасливо распахнул ее. Лицо депутата Синицына.– Привет, Сашка. Поздравляю. – Пожал руку. – Но сейчас держаться надо… Пройдутся по тебе как следует… И землю вспомнят, и «Волгу» приватизированную, и участие в банке… Не говорю уже о бабах.– Херня все это. Они вагонами вывозят, а мы что с тобой? Нищие! Ты со стройки машину досок упер, а я навоза! Мы за народ должны бороться, все вскрыть, все показать, людям глаза открыть!– Ну, тебя опять понесло. Кто ж тебе поверит после всего?Он схватил Синицына за ворот, притянул к себе:– Ты хреново знаешь историю, Ленечка. Один умный человек сказал: «Чем невероятнее ложь, тем больше в нее поверят…». Да вообще плевать на все это, вот стану Президентом… Пойдешь вместе со мной?Раскрасневшийся Синицын глянул на него:– Куда деваться, конечно, пойду… Только есть одна опасность.– Да плевал я на твою опасность… Плевал… Пойдешь, куда тебе деваться. И мне тоже. А теперь отваливай, ко мне гость должен прийти.– Понимаю, понимаю, какой… В дверях Синицын столкнулся с пышногрудой женщиной.– Может, прибрать у вас, Александр Григорьевич, бельишко поменять?– Самое время, самое время, – прорычал он, задыхаясь, и захлопнул за Синицыным дверь. «Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк» Какие-то шаги… Вроде бы по траве. Мягкие, неслышные.– Вот мы и встретились. Наконец-то…Его руки ощущают мягкую шею.– Здравствуй, папа… Это я, твой байстрюк.Голова выворачивается, дергается…Бикфордов шнур. Огонь, ползущий по нему, обжигает пальцы, ладони… Он открывает глаза. Никакого света. Можно опять закрыть их. Кто-то подступает все ближе и ближе… Шаги мягкие, почти неслышные…На его лице пот – липкий и пахучий. Наконец-то… Снова мрак, черная завеса перед светом, так и не впустившая его.А ведь он ждал этого. Может, всю предшествующую жизнь.– Здравствуй, здравствуй, папаша, я так давно тебя жду. Очень давно.Пальцы впиваются в мягкую, вздрагивающую плоть.– Ты готов или нет? Вы так долго измывались надо мной. Может, целую жизнь или даже больше…– Нет, нет, все, что происходит с тобой – ненормально. Взгляни на себя со стороны… Без этого ничего не случится.Его голова скатывается с мокрой подушки.– А что произойдет?– Ничего, ничего. Просто ты должен уйти. Многие должны уйти, иначе не буду жить я. Так предрешено. Не мной, не тобой…– А кем же?– Я не знаю его имени. Я ничего не знаю…– Может быть, знаем мы?– И вы ничего не знаете… Мы временные тут, мы только думаем, что все понимаем.Снова перед ним проплыла безликая тень. В очертании мрака, давящей тяжести.– Я с тобой. Действуй решительнее, прямее. Ты ничего не потеряешь. Жизни нет. Это придумка, ложь…Он начал сдавливать горло или еще что-то трепещущее.– Ты так не можешь… Мы друзья. Мы породили тебя на свет. Ты клялся…Голос хрипел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51