надо отдать ему должное, он постарался обеспечить работой почти всех шоуменов-негров из тех, кто к нему обратился. На студенческом уровне интеграция проходила, однако, с большими трудностями. Среди молодежи расовые предубеждения были очень сильными, возможно потому, что многие белые юноши боялись негритянских членов. Я неоднократно замечала, как белые молодые люди невольно сжимали ягодицы при приближении чернокожего, словно опасаясь за свое анальное отверстие, хотя легенды о негритянских размерах не более чем легенды. Цветные зайчики, с которыми я имела дело (а их было около десятка) не представляли в этом отношении ничего особенного… у Майрона был больше, чем у любого из них, – факт, который, как ни парадоксально, вызывал у него не радость, а отчаяние. Доктор Монтаг однажды объяснил мне происхождение этого мифа. Дело в том, что пенис у негров в обычном состоянии имеет почти такой же размер, как и при эрекции. Феномен этот, вызывая испуг в душевой, почти не добавляет радости в спальне. Тем не менее нервозные белые мужчины продолжают напрягать сфинктеры при приближении черного призрака.
В защиту позиции Бака Лонера Амадеус (он делает вид, что до обращения в бахаизм был иудеем) заговорил о любви.
– В нашей любви нуждаются все, особенно те, кто доверился нашим заботам.
– Любовь, – сказала я, – не должна исключать правду.
– Любовь не может причинять боль. – Некоторое время он продолжал разглагольствовать в этом направлении. К счастью, другой преподаватель, мисс Клафф, не испытывала интереса к любви, и менее всего – к любви духовной; эта тощая убежденная лесбиянка регулярно предлагает мне прогуляться в ее подержанном олдсмобиле и посмотреть фильм на открытой стоянке. Она временно ведет курс пения, рассчитывая накопить денег для концертного дебюта в Нью-Йорке.
– Ерунда, – резко оборвала она. – Мы должны быть безжалостны, если хотим сделать из них актеров. Из меня бы ничего не вышло, если бы не дядя, учитель музыки, которого я ненавидела за то, что он заставлял меня, девятилетнего ребенка, заниматься по семь, восемь, девять часов в день и бил меня линейкой по пальцам, если я брала не ту ноту.
Несложно узнать «Седьмую вуаль» и начать задавать правильные вопросы, помогая ей фантазировать на тему о том, что вопреки всему и все преодолев, после непременного нервного срыва и так далее она таки стала артисткой, и все это благодаря ее дяде, который хоть и был жесток, но заботился о ее будущем.
Мне нравился этот разговор, ибо меня всегда радует, когда люди вытаскивают из киношных запасников подходящую легенду, создавая себе привлекательный образ. Следующее ее наблюдение оказалось для меня неожиданным:
– Во всех моих классах есть только один по-настоящему талантливый студент – девушка по имени Мэри-Энн Прингл.
От удивления я привстала, чуть не расплескав остатки кофе. Я что-то упустила?
– Но я хорошо ее знаю. Она ходит ко мне на пластику. Она абсолютно ничем не примечательна.
– За исключением связи с Расти Годовски, – сказал Черный Красавец. – Он занимается у меня по древним ритмам, и скажу вам, этот неуклюжий мальчик в самом деле в высшей степени сексуально привлекателен!
(Я подумала, что разговор пошел не по самому удачному пути.)
– Да, я знаю, что он собой представляет, – я сказала это слишком быстро и не совсем осторожно.
– Тогда вы знаете, что он ярко выраженный мужчина или, как считает наша вера…
Не обращая на него внимания, я повернулась к мисс Клафф:
– Что же такого талантливого в Мэри-Энн Прингл?
– Голос! У нее прекрасное чистое бельканто. Неразвитое, конечно, как необработанный алмаз, но это богатство, никакого сомнения. Она могла бы стать звездой такой же величины, как…
– Кэтрин Грэйсон?
Мисс Клафф была слишком молода, чтобы помнить звезд сороковых, и слишком поглощена собой, чтобы воспринимать кинематограф всерьез. Для нее кино было просто предлогом для того, чтобы усаживать девушек на заднее сиденье своего подержанного олдсмобиля.
– Она могла бы… она должна петь в опере.
Мистер Ночной Мрак поделился своим, возможно весьма справедливым, мнением о судьбе Мэри-Энн:
– До тех пор пока этот молодой человек хочет ее, никакая карьера в ее жизни невозможна. А как я мог заметить, наблюдая за ним эти два года, его интерес к юной особе не пропадает. Девушки в моем классе готовы на все, чтобы привлечь его внимание, но безуспешно.
Мисс Клафф помрачнела.
– Никогда нам не добиться равноправия женщин. Никогда! Подумать только, девушке уготована участь потратить свою жизнь… и свой дар… на неуклюжего уродливого типа, на этого мужлана.
– Очень привлекательного типа, – хихикнул Дух Тьмы и, оборвав себя, добавил уже серьезнее: – И тоже талантливого, обладающего природным животным магнетизмом и, разумеется, очень фотогеничного, как все мы могли убедиться прошлой весной. Майры тогда еще не было здесь, когда он сыграл в классической постановке Рода Серлинга на внутреннем телевидении…
Я восприимчива к любому упоминанию о мужской привлекательности Расти, и я коллекционирую все высказывания на этот счет, собирая их в живую мозаику, в одну общую картину под названием «Расти» (скоро, однако, я разобью ее на миллион кусочков, чтобы потом воссоздать в новом, более выразительном облике), но сейчас мне до смерти захотелось побольше узнать о Мэри-Энн. Всегда готовая посудачить, мисс Клафф говорила и говорила. И я ей верила. Будучи помешанной на искусстве, мисс Клафф прекрасно в нем разбиралась. И когда она сказала, что у Мэри-Энн есть все задатки звезды, я была вынуждена поверить ей.
В аптеку только что зашел Сидней Скольски, он ведет киношную колонку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62