Хотите верьте, хотите нет: Солоухин божился, что Ленин приказал отравить поэта, и теперь пугала не его нелояльность за границей, а то, что тамошние врачи установят факт отравления. Да почему же Ленин не опасался, что сей злодейский факт мог установить – ведь не такой уж трудный случай! – хотя бы доктор А.Г. Пекелис, лечивший Блока, и даже целый консилиум известных врачей Петрограда, состоявшийся 18 июня 1921 года? Неужели Владимир Ильич так высоко ставил иностранных врачей и так низко – русских? На это у Солоухина ответа опять не было.Но главное-то вот в чем: с какой стати Ленин приказал отравить Блока? Даже если согласиться, что после исторического бабаха «Авроры» никаких нравственных соображений уже не существовало, – зачем? Почему? С какой целью? Уж ежели кого надо было тогда во имя мировой революции травить мышьяком, так это прежде всего Максима Горького. Именно в ту пору, когда Блок призывал к революционной бдительности и осенял Октябрьскую революцию именем Христа, Алексей Максимович на страницах своей газеты «Новая жизнь» являл по отношению не только к новой власти, но и лично к Ленину уж такую «нелояльность», что хоть святых выноси. А у него, в отличие от Блока, великая слава, мировая известность. Тут действительно можно было испугаться отъезда за границу. Вот его и мышьяком бы!.. Но ничего подобного! Наоборот, Ленин советует своему недавнему ненавистнику поехать за границу. А 21 декабря 1921 года Политбюро ЦК («Предложение т. Ленина») принимает постановление: «Включить т. Горького в число товарищей, лечащихся за границей, и поручить т. Крестинскому проверить, чтобы он был вполне обеспечен необходимой для лечения суммой» (Власть и художественная интеллигенция. М., 1999. с. 30).Нет, уверял Солоухин, до убийства Горького очередь дойдет лет через пятнадцать, его уморит мышьяком Сталин, а сейчас подлежал истреблению именно Блок, он по алфавиту раньше. И представьте себе, ему было даже точно известно, кто именно отравил поэта, – коварная красавица Лариса Рейснер, жена Федора Раскольникова, пламенная публицистка, которой было тогда двадцать пять лет. Есть доказательства? Еще бы! «Блок бывал несколько раз у нее дома, обедал и ужинал». Слышите? У-жи-нал! Разве это не доказательство? Действительно, в январе 1921 года поэт, которому предстояло несколько выступлений здесь, приехал из Петрограда в Москву, поужинал у Ларисы, а в августе, через восемь месяцев, умер – вот какой ужасный яд красавица Лариса сыпанула ему в тарелку или в бокал.О, это была та еще штучка!! В книге Солоухина «Последняя ступень» (М., 1995), где он в аннотации назван «писателем-самородком» (с дипломом Литинститута за голенищем!), очень осведомленный персонаж по имени Кирилл, в котором почему-то некоторые разглядели Илью Глазунова, многолетнего друга самородка, говорит о ней: «Сука, жила в особняке, держала слуг, в шампанском купалась…» И еще: «жила, занимая особняк с прислугой, принимала ванны из шампанского». Между прочим, Глазунов едва ли мог это сказать: поди, сам живет ныне в особняке и купается уж если не в шампанском, то в кока-коле.Очень основательно просветила Солоухина об этой роковой женщине покойная Надежда Мандельштам. В ее воспоминаниях он прочитал и вставил в свое криминальное исследование:«Лариса была способна на многое. Все, кого она знала, погибли, не прожив своей жизни». Жуткое дело и очень убедительно. Правда, не совсем ясно, что значит «прожить свою жизнь» – шестьдесят лет? восемьдесят? сто? И откуда Мандельштам знала, кому какой век отмерен? С другой стороны, если «все (!), кого она знала, погибли (!)» раньше времени, то почему бы не назвать двух-трех? Наконец, знакомыми Рейснер, как известно, были, например, Вера Инбер, Корней Чуковский, Рюрик Ивнев, Виктор Шкловский, мой сосед по даче Оскар Курганов… Так вот, никто из них не погиб, а тихо умерли своей смертью, при этом первая прожила 82 года, второй – 87 лет, третий – 90, четвертый – 91, пятый – 92. Интересно, как им удалось избежать преждевременной гибели и так долго держаться?Да, много было в этой женщине таинственного, говорил Солоухин. Еще и умерла в тридцать лет. Надо же! Ну кто из порядочных людей с чистой совестью умирает в таком возрасте! И в подтверждение загадочности Солоухин опять цитировал Н. Мандельштам: «Мне не верится: неужели обыкновенный тиф мог унести эту полную жизни красавицу?» Действительно, обыкновенный тиф косил тогда тысячи и тысячи обыкновенных людей, но тут-то была необыкновенная красавица! Известно же, что на них, на таких красавиц, абсолютно не действуют ни тиф, ни чума, ни сибирская язва, а может, и атомная бомба. И совершенно ясно, что Лариса Рейснер нарочно, целенаправленно умерла, мерзавка, чтобы унести в могилу тайну смерти Блока и ответственности за нее Ленина; а может, и Луначарского. Пастернак, у которого Андрей Вознесенский перенял склонность к погребальным одам, писал о смерти Ларисы: Бреди же в глубь преданья, героиня.Нет, этот путь не утомит ступни.Ширяй, как высь, над мыслями моими:Мне хорошо в твоей большой тени. По-моему, первая и последняя строки тут вполне вразумительны.Теперь вернемся на землю и обратимся к документам. Так вот, сперва не Горький писал Ленину о Блоке и не Луначарский перехватил письмо да наплевал на него, как уверяет А. Бобров, а сам Луначарский еще 8 июля 1921 года направил письмо наркому иностранных дел Г.В. Чичерину, в Особый отдел ВЧК В.Р. Менжинскому и управляющему делами Совнаркома Н.П. Горбунову. Сразу по трем высоким адресам! Поскольку обвинения Боброва слишком тяжкие, придется дать это письмо достаточно полно: «Общее положение писателей в России чрезвычайно тяжелое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153