Содержание клеточное. Пол клеток мягкий, однако с уклоном к яйцесборочному транспортеру. Снесенное яйцо выкатывается к нему, но не на жесткую ленту, как тебе, дилетанту, кажется, а в воду, в воду! Помнишь, как мы бултыхались в Черном море, когда я приехал туда в первый раз? Золотые годы! Вася Сванидзе великолепный парень! Стал он начальником порта? Не знаешь? А, кстати, наш Сучок вышел в поэты? Тоже не знаешь. Чего у тебя ни спросишь, ты ничего не знаешь! Как ты только пишешь! Так вот, водная среда, в которую попадает яйцо, будет озонирован! а, будет содержать раствор антибиотиков, обеззараживающих его поверхность. Способность бесскорлупных яиц впитывать водные растворы позволит обогащать их витаминами и другими веществами, улучшающими вкусовые качества яиц. С потоком воды плывите, яйца! они будут попадать в цех упаковки, где их будут перекладывать в синтетическую тару.
Твои бесскорлупные яйца, сказал я, не вызывают у меня аппетита. Но как вы внушите курице забыть о скорлупе?
Мы разрабатываем гормональное воздействие на нервную систему птицы, ответил он, поглядывая то на меня, то на дорогу, создаем сильную перистальтику в отделе яйцевода, где образуется скорлупа, и яйцо пролетит через отдел быстрее, чем она может образоваться. В моей группе есть подопытная несушка, которая уже каждое третье яйцо сносит без скорлупы. А в группе моего шефа лучшая несушка сносит примерно каждое пятое яйцо без скорлупы. Предстоит драчка с шефом.
Почему? спросил я.
Он пошел по американскому пути, сказал Борзов, он пользуется сульфамидными препаратами. А я нашел более безвредные гормональные вещества, которые скармливаю курам… Драчка определит, кому быть заведующим лабораторией…
Неужели и американцы этим занимаются? спросил я, как бы теряя последнюю надежду.
С моей подачи! захохотал Борзов, и глаза его вспыхнули шельмовским блеском такой силы, который явно мог досверкнуть и до Америки. Амстердамская конференция! Я соблазнил янки! Они теперь завалили меня письмами и приглашениями. Скоро еду в Штаты!
Мне вдруг стало ужасно жаль несушек. Какие-то питательные сопли вместо великолепного крутобокого яйца. Я подумал, что сульфамидные препараты и на меня плохо действуют, я пару раз глотал их по ошибке. Но я взял себя в руки и припомнил давний источник своего горестного оптимизма: козлотуры провалились? Провалились!
Мне жаль кур, сказал я Борзову, но у меня есть твердая уверенность, что в конечном итоге у вас ничего не получится.
Как раз в это время мы подъехали к зданию клуба, где я должен был выступать, из чего, конечно, не следует, что мое дерзкое заявление было вызвано этим обстоятельством. Я думал, он обидится или будет спорить. Нет, он блаженно бросил руль и улыбнулся одной из своих самых жизнелюбивых улыбок:
Не важен результат, важен процесс, сказал он и подмигнул мне своим бесовским глазом. Если будет интересный вечер в ЦДЛ, позвони!
Хорошо, сказал я, и мы распрощались.
Если иначе не получается, пусть хоть так, пусть хоть Борзов будет счастлив, утешал я себя мысленно, входя в клуб.
…Директриса провела меня за сцену. Оказывается, вечер уже начался. Но сейчас выступал популярный певец. Скрежещущий грохот рок-музыки вонзился в меня, как тысячи ржавых стрел. Бесскорлупные яйца каким-то образом соединились с этой музыкальной скорлупой, лишенной мелодической мякоти, и мне стало совсем муторно.
За внутренним занавесом было видно полсцены. Певец иногда выбегал на открытую сторону, брякался на колени с микрофоном в руке, ложился на спину, быстро-быстро сучил ногами и пел. Музыка грохотала, зал выражал буйный восторг. Господи, подумал я, дай пережить это, и я больше никогда, никогда не буду обходить людей, ждущих машину впереди меня.
Десяток поэтов сидели за сценой перед низеньким столиком, уставленным чашечками кофе и бутылками, с минеральной водой. Они оглядывали меня с некоторой тусклой неприязнью. Хотелось думать, что имелась в виду не моя сущность, а угрожающее количество выступающих. Я подсел к ним. Председатель вечера, тоже поэт, мельком, но нехорошо, взглянул на мою папку и произнес:
Ребята, много иностранных студентов. Поаккуратней выбирайте стихи.
И вдруг уставился на мою папку скорбным взглядом, словно стараясь проникнуть в ее содержимое и воздействовать на него в смягчающем смысле. Ужасно неприятный взгляд: смотрит и смотрит.
Наконец, под влиянием этого взгляда я почти интуитивно приоткрыл папку, как бы показывая, что кобра оттуда не может выпрыгнуть на иностранных студентов по причине отсутствия таковой. И он, наклонившись (хамский наклон), действительно в нее заглянул, словно по внешнему виду рукописи можно было определить степень ее ядовитости. И мы с ним на несколько секунд застыли в немом диалоге.
«Кобра?»
«Уж».
«Кобра?»
«Уж! Уж!»
«Уж?!»
«Да, да!»
«Ну, не обязательно уж…»
И он в самом деле успокоился. Мы как бы договорились: раз я приоткрыл папку, а он в нее заглянул, значит, все будет в порядке.
Все-таки это было нехорошо. А я еще с ним приятельствовал, прогуливался по аллеям Дома творчества, неизвестно для чего коллекционируя россыпи его афоризмов, правда, необычайно самобытных в своей глупости.
Однажды я выходил из нашего клуба, а он окликнул меня. Он сидел в такси. Я не поленился подойти и поздороваться с ним. Я был весело настроен и подумал, успеет ли он за те две-три секунды, пока мы здороваемся, выдать какой-нибудь перл.
Я подошел к такси. Он, сидя на переднем сиденье, протянул мне руку в окно, но только я хотел ее пожать, как он с ужасом отдернул ее.
Через порог не здороваются, сказал он и, выйдя из такси, поздоровался со мной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9