Ей больше понравилось наверху, в темноте, среди пришпиленных к стене карт, разбросанных игрушечных рельсов, бесшумно спящих детей. Она вспомнила свою спальню и луну, мучающуюся вместе с ней бессонницей. Пустую подушку рядом с Кеном - свою подушку.
Кен и Терри Галлахер уехали, Фрэнк Эпплби уснул, закинув нога в сандалиях на лжеколониальный кофейный столик Солцев, разинув рот и похрапывая. Из кухни доносился шепот. Фокси недосчиталась в гостиной Эдди Константина и Айрин. Шестеро оставшихся (четверо - женщины) глядели на нее устало и угрожающе. Фокси поняла, что лучше ей было уехать с мужем. Игра исчерпала себя, и они всего лишь проявляли вежливость, желание окружить ее, новенькую в компании, любовью. Быстрее догадаться - и домой!
- Какой... какой я океан? - Фокси опасалась, что правила запрещают пользоваться уже звучавшими ассоциациями, и хотела получше себя проявить. Пайт Хейнема, сидевший рядом с женой на шишковатом диване, уставился в свой стакан.
- Океан? - отозвалась Кэрол. - Как странно! Штормящий, наверное.
- Иногда штормящий, иногда неподвижный, - вступила в игру Марсия. - А иногда с волнами в дом высотой.
- Без следов, - сказал Пайт.
- Как это?
- Корабли плавают по вам взад-вперед, не оставляя следов. Вы принимаете всех. Они не оставляют на вас отпечатка.
- Кусочек океана, - сказал Бен с улыбкой, - где живет русалка.
- Только без прямых намеков! - напомнила Кэрол. Фокси, внезапно страшно засмущавшись, спросила:
- Какой я все-таки океан, Анджела?
- Не океан, - ответила та, - а маленький грустный пруд.
- Грустный?
- Вроде зацветшего болота, - оскорбительно брякнула Джорджина. Все, включая мужчин, согласно захихикали.
- А время дня?
- Два часа ночи.
- Одиннадцать утра, мятые простыни.
- Любое. Весь день напролет.
И снова недобрый смех. Лицо Фокси медленно заливала густая краска. Как они ни старались, она хотела полюбить персонаж, который изображала.
Анджела предприняла попытку ее спасти.
- Я вижу этого человека часов в десять вечера, идущего по освещенному городу, счастливого, ни о чем не думающего.
- Или даже, - подхватила Марсия, - в половине пятого дня, в парке, с непокрытой головой, улыбающегося старикам, белкам и младенцам.
- Мы слишком увлеклись! - пропела Кэрол, с резким поворотом головы, как балерина в пируэте, косясь на дверь кухни, откуда все еще доносился шепот.
Пайт подсказал, что надо думать об Англии. Королева Елизавета (застоявшееся болото)? Вирджиния Вульф ("Волны")? А как быть с мятыми простынями? Женоподобный, нездоровый мужчина? Литтон Стрэчи. Уайлд. Плавающие взад-вперед корабли из реплики Пайта - актерские роли? А как же заросший пруд? Какая она дурочка! Боится ошибиться, застенчивая, дремучая... На нее давила обстановка в гостиной Солцев: темные бархатные кресла с салфеточками на подлокотниках, кленовые полки с журналами "Сайентифик Америкен", "Ньюсуик" и "Лук", пытливые переносные лампы слева от каждого кресла, солнечный Ван-Гог на стене, свадебные фотографии, замершие на желтозубом пианино, неуклюжая вешалка и древнее овальное зеркало в темной прихожей, узкая лестница, уходящая круто вверх, по которой дети взбираются каждый вечер, борясь со страхом. В таких домах - узких, окруженных кустами гортензии, где ребенок мог пописать или спрятаться от назойливых родственников, - жили в Делавэре кузины ее матери. Наследниками среднего класса стали евреи - других охотников на это добро не нашлось.
- Какой общественный слой? - спросила Фокси.
- Слишком в лоб, - предупредила Кэрол.
- Низкий, - ответила Джорджина.
- Между низким и средним, - поправил ее Пайт. - С кое-каким образованием и достоинством.
- Всего понемножку, - сказала Анджела. - Ниже низкого, выше высокого.
- Вы говоришь, как сторонница гностицизма, - с манерной педантичностью сказал Бен Солц Анджеле.
- Какое нелепое предположение! - возмутилась Марсия.
- Не понимаю, как она может быть известна, при такой вопиющей обыкновенности! - воскликнула Фокси.
- За счет своих скрытых талантов, - подсказал Пайт.
- Между прочим, мы не уточняем, он это -или она, - напомнила Кэрол.
- Какая я птица? - спросила тогда Фокси.
- Райская, - ответила Анджела.
- Воробей.
- Голубка.
- Добрая голубка.
- А я, - сказал Пайт, - представляю себе птицу с высокими лапами, с блестящей грудкой. Какаду?
- Вы - воловья птица, - сказала Джорджина.
- Несправедливо! - сказал Пайт, поворачиваясь к Джорджине. Та пожала плечами.
- Она пользуется чужими гнездами.
Фокси чувствовала себя так, словно предстала перед ними обнаженная, сама этого не сознавая, как труп на столе морга, все еще слышащий разговоры, холодные непристойные шуточки в свой адрес... Ей хотелось быть с Кеном, удрать, не скрывая своей слабости. Она согрешила и была достойна кары.
- Кто мой аналог в Библии? Знаю, вы скажете - Далила.
- Почему? - возразил Пайт. - Вы к себе слишком строги. Скорее, Агарь.
- Нет, - сказал Бен, - она - Ависага. Так звали девушку, которую привели к умирающему Давиду для согрева. "Вехам леадони хамелех". Это на древнееврейском.
- И что дальше? - спросила Марсия.
- "Вехамелех лох яда-ax". Царь не познал ее.
- Как замечательно ты изъясняешься на древнееврейском, Бен! восхитилась Марсия.
- Я изучал его десять лет. Я из консервативной семьи.
- Даже носил эту маленькую шапочку?
- Ермолку. - У него была пугающая львиная улыбка, со сверкающими в бороде зубами. - Летом меня посылали в лагерь Рамах.
- Джорджина! - позвала Фокси.
- Я не знаю Библию. Я склоняюсь к Далиле. Или к Магдалине, хотя это, наверное, дерзко.
- А я вижу ее среди жителей Иерусалима, не попавших в Евангелия, сказала Анджела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107