Я и раньше ее не любил, а теперь, когда она стала смеяться надо мной, я ее возненавидел.
Но Одинокий Человек ласково мне улыбнулся и ответил:
— Сын мой, я не могу исполнить твою просьбу. Солнце сделало меня ловцом орлов, и никому не открою я тайны. Мы не смеем говорить о том, что открывается нам в сновидениях. Неужели ты этого не знал?
— Знал… знал… Но я надеялся, что быть может… быть может…
Я умолк, вскочил и выбежал из вигвама. В ушах моих звенел насмешливый хохот старшей жены.
Я побежал домой, ворвался в наш вигвам и упал ничком на постель из звериных шкур. С трудом удерживался от слез.
— Что с тобой? — встревожилась мать.
— Я сказал Одинокому Человеку, что хочу быть ловцом орлов, и просил его научить меня, а его старшая жена назвала меня сумасшедшим… смеялась надо мной, — ответил я.
— Да ты и в самом деле сумасшедший! — воскликнула бабушка. — Неужели ты думал, что жрец Солнца откроет тебе свою тайну?
— Он мог бы мне сказать, что он делает там, в ловушке, на вершине горы…
— О, почему ты всегда бранишь его, всегда на него сердишься? — вмешалась мать. — Или ты ненавидишь своего внука?
— Я его браню, потому что хочу ему добра. Должна же я ему объяснить, что хорошо, а что плохо! — резко ответила бабушка.
— Да, но зачем ты кричишь на него так, что во всем лагере слышно?
Не знаю, чем кончился этот разговор. Я встал, вышел из вигвама и направился в ту часть лагеря, где жили семьи клана Сражается Один.
Подойдя к вигваму одного старого жреца Солнца, я остановился и прислушался.
В вигваме было тихо. Я откинул занавеску и вошел. Старик был один со своей женой. Видел он очень плохо и не узнал меня. Жена его назвала мое имя: тогда он велел мне сесть по левую его руку, а затем, казалось, забыл о моем присутствии. Он что-то бормотал себе под нос и не спускал глаз с костра. Когда я с ним заговорил, он вздрогнул и словно проснулся.
— Помоги мне, — просил я его. — Скажи, что мне делать, чтобы стать ловцом орлов! Неужели я должен ждать много-много лет! Нет, я хочу ловить орлов теперь, этим летом, которое началось с месяца Новой Травы!
Старик долго не отвечал мне и тупо смотрел на огонь костра. Наконец, он сказал тихим голосом:
— Было нас пятеро, пятеро ловцов, но Старое Солнце, самый ловкий и смелый из пятерых, умер, и теперь нас четверо: Одинокий Человек, Черный Бизон, Желтая Антилопа и я. Но я слеп и больше не занимаюсь ловлей. Все мы поклялись Солнцем никому не открывать нашей тайны, и никто из нас не нарушит клятвы. У нас нет и не будет учеников.
Я посмотрел на его старую жену. Она кивнула мне, и я вышел. Старое Солнце я хорошо помнил — умер он в начале зимы, а было ему восемьдесят лет. И я сказал себе, что заслужу право носить его имя; скоро, очень скоро будут называть меня Старым Солнцем. Это было славное имя. Я остановился, взглянул на небо и крикнул:
— О Ночное Сияние! Помоги мне! Попроси твоего мужа мне помочь!
И мне казалось, что луна меня слышит.
Было поздно, когда я вернулся домой, но мать и бабушка еще не спали и при свете костра вышивали для меня мокасины. Мне было все равно, хорошо или плохо я одет, но они говорили, что хотя мы и бедны, но я не должен ходить в лохмотьях. Они шили для меня рубахи, штаны, мокасины из мягкой белой оленьей кожи; были у меня одеяла летние кожаные и зимние меховые. Я был всегда одет не хуже, чем сыновья славных воинов нашего племени.
— Кажется мне, что ты уже побывал в вигваме Горного Вождя, — сказала бабушка, когда я опустился на ложе из звериных шкур.
— Да. И там я кое-что узнал. Старик, а также и все другие ловцы орлов поклялись Солнцем никого не посвящать в свои тайны.
— Жестокие и скупые люди! — воскликнула моя мать.
— Неправда! — закричала бабушка.
— Не будем говорить о них, — перебил я. — Сегодня открылся мне путь, на который я должен вступить. Я не хочу жить с народом моего отца. Я уйду от этого племени. Мать, мы пойдем на юг, к твоему родному народу. Я чувствую, что мне помогут твои соплеменники.
— Нет, нет, ты отсюда не уйдешь! — закричала бабушка. — Ты не можешь отречься от племени твоего отца. Это твое родное племя, и с ним ты останешься до конца жизни.
Я посмотрел на мать: она закрыла лицо руками и горько плакала. Бабушка повернулась к ней и сердито прошипела:
— Женщина-Олень! Перестань плакать! И помни, что я…
Вдруг моя мать выпрямилась и, смело глядя в лицо старухе, воскликнула:
— Долго я молчала, а теперь скажу тебе все! Я не боюсь тебя и никого не боюсь! А ты не смеешь отдавать приказания Маленькой Выдре. Он мой сын, а не твой. С тех пор как умер его отец, я только и думаю о том, чтобы вернуться к моему родному народу. Маленькая Выдра угадал мое желание: мы пойдем на юг.
Мать умолкла. Мы оба ждали, что старуха начнет осыпать нас бранью, и приготовились дать ей отпор. Но эта суровая властная женщина не сказала ни слова: впервые признала она себя побежденной. Ощупью, словно слепая, она отыскала свое одеяло, завернулась в него и медленно вышла из вигвама. Мы долго смотрели ей вслед, потом переглянулись.
— Наконец-то! — воскликнул я. — В продолжение двух лет она нас бранила и заставляла исполнять все ее приказания. Мать, какая ты смелая! Ты нас освободила!
— Сын мой, помни всегда, что она тебя любит не меньше, чем любила твоего отца, единственного своего сына. Ты должен жалеть ее.
— Да, конечно, но теперь мы не позволим ей распоряжаться нами.
Мы легли спать и укрылись теплыми шкурами. Издалека доносились вопли и причитания бедной старухи. Она бродила в окрестностях лагеря и громко выкрикивала имя моего отца. Тяжело было у меня на сердце.
Теперь я должен объяснить, что черноногие индейцы разбивались на три племени — каина, пикуни и сиксика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33