А теперь его не было видно! Быстро выдернул я колышки, схватил обеими руками шест и начал тащить его из воды. Это было дело нелегкое; я напряг все силы и; наконец, вытянул шест и цепь, а затем и бобра — большого бобра, съежившегося и окоченевшего. Передние его лапки были плотно прижаты к груди. Я схватил его за хвост, оттащил от пруда и бросил на землю.
Нипока тотчас же прыгнул к нему; я отогнал волчонка, но он вернулся и, громко ворча, пытался укусить мертвого зверька.
Как я был счастлив! Усевшись на землю, я смотрел на бобра, любовался пушистым мехом, широким плоским хвостом и думал о том, какой большой обруч придется взять, чтобы на нем растянуть и высушить шкуру.
Потом я вскочил и побежал ко второму капкану. Не увидев звена цепи, я понял, что еще один бобр пойман. Быстро вытащил я его на берег, высвободил заднюю его лапку из тисков и положил зверька на траву рядом с первым бобром. Любуясь своей добычей, я считал себя богачом. Мне оставалось поймать еще тридцать восемь бобров, и тогда я могу купить ружье. По пальцам я сосчитал сколько дней уйдет на ловлю. Только девятнадцать дней! Как мало! Меньше чем через месяц у меня будет ружье!
Оставив Синуски и волчонка караулить бобров, я насторожил оба капкана и опустил их на дно. Затем, связав бобров за задние лапы, я перебросил их через седло, Нипоку посадил в мешок и поскакал домой.
Мать осыпала меня похвалами, и даже бабушка улыбнулась, когда я положил у входа в вигвам двух больших бобров. Они просили меня войти и отдохнуть. Я свое дело сделал и заслужил отдых: они сами отведут мою лошадь на пастбище, сдерут с бобров шкурки и растянут их на обручах для просушки. А на ужин я получу лакомое блюдо: поджаренные хвосты бобров.
Но я не мог усидеть на месте: хотелось мне поскорее рассказать Красным Крыльям об удачной ловле. Я побежал к нему, рассказал все, как было, и объяснил, что снова поставил оба капкана. Завтра я принесу еще двух бобров, а через девятнадцать дней будет у меня сорок шкурок, которые я обменяю на ружье.
Слушая меня, старик тихонько посмеивался. Должно быть, его забавляла моя юношеская восторженность и вера в удачу. Ну, что ж! Быть может, я ошибаюсь; быть может, не так скоро удастся мне купить ружье. Пожалуй, выпадут и такие дни, когда я буду приносить по одному бобру. Беда не велика! Ружье я все-таки куплю.
Но вдруг я выпрямился и стал оглядывать себя, свою одежду, руки. Провел рукой по лицу и волосам. Что такое? Почему не только старик, но и жены его посматривают на меня и усмехаются?
Я рассердился и воскликнул:
— Почему вы надо мной смеетесь? Что смешного во мне?
— Ничего, ничего, — успокоил меня старик, — а смеемся мы потому, что у меня есть для тебя новость. Долго не придется тебе ловить бобров!
— Как? Почему? Да ведь я должен добыть сорок шкурок!
— Я буду ловить для тебя, сын мой, а ты пойдешь на войну.
— На войну?! — повторил я, не веря своим ушам.
Все громко расхохотались.
— Довольно! — прикрикнул старик на своих жен и, когда они притихли, продолжал очень серьезно: — Улыбались мы, радуясь твоей удаче. Ну, что, доволен ли ты?
— Да, но я ничего не понимаю. Ведь меня ни один отряд не принимал.
— Все это устроила твоя бабушка.
— Бабушка?! — воскликнул я. Я недоумевал, какое отношение может иметь женщина к войне.
— Да, она, а пожалуй, и я помог немного. Давно уже приставала она к твоему дяде, Быстрому Бегуну, упрашивая его повести отряд против наших врагов, а на тебя возложить обязанность носителя его трубки. Ну и докучала же она твоему дяде! Быстрый Бегун заявил, что не хочет идти на войну; он уже повоевал на своем веку и теперь может отдохнуть. «Да, да! — закричала она. — Отдыхай и толстей! Устраивай пиры в своем вигваме и пренебрегай племянником! Ах, зачем он покинул народ своего отца? Вожди каина рады были бы вести его по тропе войны!» Кажется, эти слова задели твоего дядю. Старуху он прогнал, сказав, что спорить с ней хуже, чем отбиваться от целого роя ос. Потом он пришел ко мне и долго со мной беседовал. Говорил, что стареет и трудно ему идти на войну. Однако он готов в последний раз повести отряд, если другие вожди отказываются тебя принять. Я сказал ему, что его долг — повести тебя по тропе войны и обучить всему, что должен знать воин. Сейчас он набирает воинов. Завтра утром я для всех вас снова извлеку мою Трубку Грома, а вечером вы покинете лагерь, чтобы совершить набег на ассинибойнов.
Выйдя из вигвама старика, я долго не мог собраться с мыслями. Счастливый выдался для меня день! Утром я поймал двух бобров, а теперь узнал, что меня берут на войну. Это было лучше, чем ловить бобров! «Если меня не убьют, я скоро буду ловцом орлов», — думал я.
У входа в наш вигвам мать и бабушка чистили шкурки бобров. Я остановился и, обращаясь к бабушке, сказал:
— Я слышал, что ты говорила обо мне с Быстрым Бегуном.
— Должен же был хоть кто-нибудь взяться за дело, если мать твоя о тебе не заботится, — проворчала она.
— Быстрый Бегун исполнил твою просьбу. Завтра вечером я вступаю на тропу войны.
Старуха посмотрела на меня, выронила нож, которым чистила шкуру, и, закрыв лицо руками, заплакала. Мать знаком приказала мне уйти. Я вошел в вигвам и сел на ложе из шкур. «Трудно понять женщину, — думал я. — Бабушка моя плачет, хотя и добилась того, чего хотела».
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Когда в лагере узнали, что Быстрый Бегун задумал совершить набег на ассинибойнов, к вигваму его стали стекаться воины. Все хотели попасть в его отряд, потому что Быстрый Бегун пользовался славой непобедимого вождя. Он мог повести за собой всех воинов нашего лагеря, но нельзя было оставить лагерь без мужчин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33