Серьезная девочка. Увлекается исторической литературой.
Теперь Шиянов Павел Петрович. Шофер на туристской базе. Живет на Республиканской, четырнадцать. Записал? И еще значит, Петр Васильевич Полещук. Большой души человек. В библиотеку всегда с сыном приходит. Пролетарская, двадцать три, квартира два... Подожди! А книгу? Книгу-то разве не возьмешь? Степушкин! Книгу!
Но Андрей уже ничего не слышал.
Он несся по улице, на ходу засовывая фотографию и листок с адресами в блокнот.
На урок литературы он все-таки опоздал.
- Степушкин, - сказала Александра Антоновна, - если бы это произошло впервые, я бы сделала тебе только замечание. К сожалению, это уж пятый раз с начала года. Если ты думаешь, что отлично знаешь литературу, то ошибаешься. На прошлом уроке ты доказал обратное. В конце концов, твои опоздания - это неуважение ко мне, понимаешь? Мне очень не хочется, но я вынуждена поговорить с твоими родителями.
Она вырвала из тетради листок, написала записку.
- Передашь отцу.
Андрей сунул записку в карман и сразу же забыл о ней.
Что записка! Ведь сегодня он встретится с человеком, сфотографировавшим цирк Эратосфена!
Он едва дождался конца уроков.
Через десять минут он звонил в квартиру семь дома номер восемнадцать по Красной улице.
Дверь открыл сивоусый старик в майке-безрукавке, синих сатиновых шароварах и белых теннисках на босу ногу. Старик был похож одновременно на запорожца и на бегуна.
- Входи, парень, - сказал старик, отодвигаясь в сторону и пропуская Андрея в квартиру.
Андрей шагнул через порог и очутился в светлой небольшой комнате, посреди которой стоял письменный стол, заваленный книгами и бумагами. Кроме письменного стола в комнате было еще два стула. На один из них старик сел сам, другой придвинул Андрею.
- Садись, парень. Я тебя давно жду. Почему опоздал?
- Кого ждете? Меня? - удивленно спросил Андрей.
- Тебя, конечно. Кого же еще? - развел руками старик.
Жест получился у него театрально, немного напыщенно.
Ничего не понимая, Андрей сел. Старик внимательно осмотрел его со всех сторон, смешно наклоняя голову.
- Ничего, - сказал он. - Таким, примерно, я и ожидал тебя увидеть. Ну что, милорд Эдуард, мой принц? С чего тебе вздумалось шутить надо мною такие печальные шутки, надо мною - твоим добрым отцом-королем, который так любит тебя?
Андрей открыл рот, но слова так и не дошли до языка, застряв где-то в горле.
- Так-так-так, - произнес старик. - Увы, я думал, что слухи не соответствуют истине, но боюсь, что ошибся.
Он тяжело вздохнул и ласково обратился к Андрею;
- Подойди к отцу, дитя мое. Ты нездоров?
- Ч... что такое? - обалдело спросил Андрей.
Старик пожал плечами.
- Неужели ты не узнаешь своего отца, дитя мое? - сказал он. - Не разбивай моего старого сердца, скажи, что ты знаешь меня! Ведь ты меня знаешь, не правда ли?
Он протянул к Андрею правую руку. Пальцы ее дрожали.
- Я пришел к вам... по одному делу, - сказал Андрей, чувствуя, как противные холодные мурашки побежали вниз по спине.
- Знаю, - сказал старик. - Верно. Это хорошо. Успокойся же, не дрожи. Здесь никто не обидит тебя, здесь все тебя любят. Теперь тебе лучше, дурной сон проходит, не правда ли? И ты опять узнаешь самого себя - ведь узнаешь? Сейчас мне сообщили, что ты называл себя чужим именем. Но больше ты не будешь выдавать себя за кого-то другого, не правда ли?
- Я... за кого-то другого? - пробормотал Андрей, думая, что дурной сон, о котором упомянул старик, не проходит, а наоборот, только начинается.
- Ну? - грозно спросил старик: - Чего же ты молчишь, несчастный?
Андрей поднялся со стула. Голова у него кружилась, ноги противно вздрагивали.
- Можно мне уйти?
Старик тоже встал. Лицо у него было недовольным.
- Уйти? Конечно, если ты желаешь. Но почему бы тебе не побыть здесь еще немного? Куда же ты хочешь идти?
- Это мое дело, - сказал Андрей и шагнул к двери.
Старик загородил ему дорогу.
- Э, нет. Так просто ты не отделаешься. Если хочешь заниматься, то заниматься нужно по-настоящему. Ты забыл слова? Я могу напомнить тебе. После слов "Куда же ты хочешь идти?" ты должен смиренно потупить глаза и ответить: "Возможно, что я ошибся; но я счел себя свободным и хотел вернуться в конуру, где родился и рос в нищете, где поныне обитают моя мать и мои сестры; эта конура - мой дом, тогда как вся эта пышность и роскошь, к коим я не привык..." Тут ты должен с мольбой сложить руки ладонями вместе и жалостно воскликнуть: "О будь милостив, государь, разреши мне уйти!"
И только сейчас Андрей все понял. Страх разом отлетел от него, и он засмеялся, сначала тихо, потом все громче.
- Чего ржешь? - нахмурился старик. - Перестань!
- Подождите, - сказал Андрей, вытаскивая из портфеля блокнот. - Мы оба ошиблись. Вы - Миронов?
- Предположим, - сказал старик.
- Михаил Антонович?
- Так.
Андрей заглянул в блокнот.
- Скажите, шестнадцатого октября вы брали в городской библиотеке книжку "Путь марсиан"?
Старик посмотрел в сторону и подергал себя за мочку уха.
- Брал.
Андрей вынул из блокнота фотографию.
- Это забыли вы?
Старик взял снимок и начал его разглядывать.
Он относил его подальше от глаз, наклонял голову то вправо, то влево.
Он прищуривался и откашливался.
- Здорово сфотографировано! - сказал он наконец. - Первый раз в жизни вижу такой крупный план. Что это за кратер?
- Эратосфен.
- Красавец! А освещенье-то какое! Какой рельеф!
- Снято на десятый день после новолуния, вблизи терминатора, - сказал Андрей.
Старик посмотрел ему прямо в лицо.
- Ты специалист?
- Нет, - сказал Андрей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23