Он, ручаюсь вам, он. Можете не сомневаться.Да, теперь сомневаться было нечего: Черняев и вправду оказался не Черняевым. Мало того, этот Черняев, прежде чем вступить в роль Черняева, ходил и собирал сведения о нем, о его родственниках, близких, знакомых…Извинившись перед Воронцовой, что отнял у нее столько времени, Миронов поспешил в Комитет.Генерала Васильева на месте не оказалось: день за разъездами пролетел незаметно, стоял вечер. Приходилось ждать завтрашнего дня…На следующее утро, едва генерал Васильев появился в своем кабинете, Миронов прошел к нему. Поздоровавшись с Андреем, которого после его приезда из Крайска генерал еще не видел, Семен Фаддеевич спросил:— Судя по выражению вашего лица, произошло нечто из ряда вон выходящее, не так ли?— Так точно, Семен Фаддеевич, — не без волнения сказал Миронов.— Ну что же, докладывайте.— В Москву я прибыл вчера, — начал Миронов, — заехал в Комитет и, получив адрес полковника в отставке Николая Григорьевича Шумилова, отправился к нему. Шумилов живет под Москвой, на даче. Полковник Шумилов дружил с Черняевым еще…— Знаю, — перебил генерал. — Справку на Шумилова я видел. Так что же интересного он вам сообщил?— Шумилов сообщил мне о бывшей невесте Черняева, некой Воронцовой. Я побывал и у нее. Шумилову и Воронцовой я предъявил среди других фотографию Черняева. Они…— И они Черняева не опознали. Так?— Семен Фаддеевич, — изумился Миронов, — откуда вы знаете?— Ладно, ладно, об этом потом, докладывайте поподробнее, что произошло у Шумилова, у Воронцовой. Подробнее — важны детали.Слово за словом Миронов воспроизвел весь разговор сначала с Шумиловым, затем с Воронцовой. Закончив рассказ, Андрей вновь спросил:— Семен Фаддеевич, скажите все-таки, как вы могли знать, что Черняева не опознают, что Черняев — не Черняев?— Ну, знать-то я этого не знал, но не исключал такой возможности. Когда же сейчас вы явились ко мне в таком взволнованном состоянии, то, зная, где вы были вчера, мне нетрудно было понять, что мое предположение подтвердилось. Как видите, все очень просто.— Да, просто! — воскликнул Миронов. — Но как, откуда вы могли догадаться, что Черняев — не Черняев? Каким образом?— И тут нет никакого чуда, — спокойно ответил генерал. — Собственно говоря, эту мысль подсказал мне не кто иной, как вы сами.— Я? — воскликнул Миронов. — Я? Что вы, Семен Фаддеевич? Я вам этого не говорил. Правда, одно время у меня такая мысль мелькнула, но, теперь каюсь, даже с вами я ею не поделился. Думал, бред.— И зря так думали. А поделиться, хотели вы этого или не хотели, кое-чем все же поделились. Вспомните, как вы докладывали о первых допросах Черняева: советский офицер, коммунист, а ведет себя как-то странно, не похоже на коммуниста: «я», «мое», «мне», «я приговорил», «я привел приговор в исполнение». Помнится, вы тогда говорили, что поведение Черняева никак не вяжется с тем жизненным путем, который он прошел. Был такой разговор?— Был, — ответил Миронов. — Но почему же вы сразу ничего не сказали?— А вы? — усмехнулся генерал. — Вы же толком тоже ничего не сказали. У меня возникло лишь предположение, которое нуждалось в проверке. Ну, а что дала проверка, сами видите.— Ага! — воскликнул Миронов. — Теперь ясно. Вот оно, значит, почему вы так настойчиво требовали, чтобы были разысканы прежние друзья Черняева, его близкие, чтобы я лично с ними побеседовал!— Может, и так, — вновь улыбнулся генерал. — Дело, однако, сейчас не в этом. Важно другое: так и так о прежних знакомствах Черняева мы вспомнили с опозданием, упустили немало времени, а это промах, большой промах.— Да-а, — уныло протянул Миронов. — Времени упущено немало. А теперь?.. Теперь начинай все сначала. В который уже раз. Черняев — не Черняев! Подумать только! Кто же он такой, будь он неладен? Глава 25 Поездки в Москву для Ивана Петровича Семенова были делом привычным. Вагон, в котором он нес свою нехитрую, хотя и хлопотливую службу, постоянно включали в состав московского поезда. Однако на этот раз Семенов уезжал из Крайска в несколько необычном состоянии духа — он был встревожен, нервничал. Причиной тому было последнее свидание с «Ферзем» (под этой кличкой Семенов знал Войцеховскую, ничего, кроме клички, ему известно о ней не было).Это свидание вызывало тревогу, настораживало. Ферзь определенно волновалась. Правда, она пыталась скрыть от Семенова свою нервозность, но он — стреляный воробей, его на мякине не проведешь.Что же, однако, могло произойти? Что вывело Ферзя из равновесия, напугало ее? Она, как видно, что-то почуяла, вот и всполошилась. Ну, а он, Семенов, что будет с ним? Его по боку, пусть выкручивается сам как хочет? Что ж, в той игре, которую он уже вел много лет, это было правилом: гибнешь сам, топи другого. Тут о взаимной выручке не думали, куда там! Да, жизнь… Жизнь? Да будь она проклята, такая жизнь!Будь проклята? Ну, а что делать? Как и что можно изменить? Отказаться от выполнения тех заданий, которые тебе поручают, хотя бы вот от этого, с которым он едет сейчас в Москву? Попробуй откажись! Да что там, отказывайся не отказывайся, а просто не выполни. Потихоньку. Скажи: так, мол, и так, все сделал, а сам — в кусты. Не выйдет. Узнают. Всё «они» про него, Семенова, знают, церемониться не будут. Чуть что — сотрут в порошок, и мокрого места не останется. Такие вот, как эта Ферзь. Знает он их, насмотрелся.А чекисты? О тех и говорить нечего. Попадись к ним в руки — не выберешься! Так ведь и Ферзь говорила, а она-то уж знает!..Да, выхода у Семенова не было. Оставалось одно — жить, как он жил раньше, как жил все эти годы. Жить в постоянном страхе, вздрагивая от каждого окрика, от каждого стука в дверь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115