- хрипел ночью Гау-Барува.
Персы, сдвинув медные лбы, держали совет. Говорили вполголоса, чтоб
их слов не услышала сакская стража.
- Дай только бог благополучно добраться до Марга... - шептал, брызгая
слюной, Виштаспа.
- Такое войско сколотим, что от саков одна пыль останется, - сипел
Раносбат.
- На сей раз мы допустили ошибку, слушаясь дурацких приказаний
безумца Куруша. Он погубил наши замыслы! Теперь же...
Горячась и хлопая друг друга по плечу, захлебываясь и давясь от
нетерпения, судили да рядили персы, сколько людей они возьмут в новый
поход, да каким путем двинутся к Аранхе, да где возведут мост. Да как
обойдут саков, да с какой стороны обойдут. Да как ударят, да как
расправятся с ними...
- Что это за люди?! - воскликнул пораженный Михр-Бидад. Они с утаной
сидели в стороне и не вмешивались в разговор. - Да люди ли они в самом
деле? Ведь только вчера... только вчера...
Он бешено замотал головой.
О Томруз! Добрая, благородная женщина. Разве можно дарить жизнь
гадюке? Что может понять змея своей плоской головой? Она без колебаний
ужалит даже руку, извлекающую ее из огня. Гадюка есть гадюка.
Михр-Бидад задумался.
Рассказать Томруз о подлых замыслах этих недобитых шакалов? Вот уж не
траву тогда, а языки свои придется им грызть.
Нет. Михр-Бидад вздохнул. Не выход. Михр-Бидаду навсегда закроется
путь домой, к жене и сыну. Да и что из того, что Томруз уничтожит еще
двух-трех персидских вельмож, пусть самых опасных? Таких, как Гау-Барува,
Раносбат, Виштаспа, в Айране столько - хоть землю на них паши.
Теперь на престол взойдет сумасшедший Камбуджи, и то-то начнутся
дела!
Михр-Бидад - перс, и судьба его прочно связана с Парсой. Домой. Надо
вернуться домой. Притвориться, что ты все такой же глупый Михр-Бидад, и
вернуться домой. Приглядеться новыми глазами к своему народу. Подумать.
Понять, что творится на родине.
- Знаешь, о чем я сейчас думаю? - уныло сказал Утана. - Человек -
грязная тварь. Он такой же зверь, как тигр, волк, гиена, только ходит на
двух ногах. И у него нет хвоста. И вся разница. Жажда убийства - в сердце
у человека. И никогда не переделать, не образумить двуногого хищника, хоть
семь шкур с него сдери, хоть все зубы ему выломай, все когти вырви! Вот
пример. - Он брезгливо кивнул в сторону заговорщиков. - С этого дня я
отрекаюсь от людей. Я ненавижу их. Вернувшись домой, я сожгу и утоплю
сокровища, в горы уйду навсегда, поселюсь один в пещере. Будь проклят
человеческий род!
Он ожесточенно сплюнул и быстрым шагом вышел из шатра.
Долго ломал голову Михр-Бидад над горькими словами Утаны. Может, прав
Утана? Нет. Человек - человек. Нельзя его путать с выродками, подобными
Гау-Баруве. Не может быть, чтоб вечно и без конца продолжалась грызня
людей между собой.
Неужели не найдется средство образумить двуногих зверей, толкающих
мирных пастухов и пахарей на убийство и кровопролитие?
Неужели не найдется?
Должно найтись такое средство.
Должно найтись.
Где?
Михр-Бидад внимательно поглядел на свои шершавые большие руки. Руки
мужчины, руки труженика. Руки простого человека.

Дым. Дым. Дым.
Дым клубится над холмами, вырываясь из-под котлов священных.
Томруз собрала народ в круглой котловине - не той, где сгинула мощь
персидская, а в другой, с чистым родником посередине, со свежей травой и
цветами.
По левую руку от Томруз уселись на пологом склоне массагеты и
хорезмийцы в рогатых шапках, сугды и бактры в шапках круглых, по правую -
саки заречные и тиграхауда в островерхих колпаках. На склонах котловины
перед Томруз и за нею расположились отряды саков аранхских.
На полянке у родника опустились на колени персы в рваных, но
заботливо отряхнутых одеждах, с поясами, надетыми на шеи в знак
покорности.
Рядом с Томруз, усевшейся на груду персидских щитов, секир и мечей,
накрытых персидскими знаменами, стояла, прямая и бесстрастная, точно идол
на могильном холме, жена Хугавы.
В пяти шагах от этих двух молчаливых и спокойных женщин, неподалеку
от персов, обливалась слезами третья. Райада, дочь Фрады. Род Фрады,
искупая вину старейшины, до последнего взрослого мужчины, до последней
взрослой женщины пал в бою у страшной котловины. Старухи, матери и дети
рода еще не вернулись с берегов Яксарта, и Райада оказалась одна, всем
чужая, среди тысяч саков - мужчин и женщин.
Она уцелела - отсиделась за холмами.
Она не знала, зачем ее сюда привели. Боялась. Неужели убьют? Райада
ни в чем не виновата. Дочь не ответчица за отца. Да и отец чем провинился?
Он из-за дочери старался - хотел, чтобы ей было хорошо. Плохо разве, когда
родители любят детей? Не стреляла в персов? Что тут такого? Не хватило сил
натянуть лук. Она - маленькая сакская женщина.
Томруз кивнула влево.
Четверо могучих саков, кряхтя и пригибаясь от тяжести, вынесли на
лужайку, красную сумку с белым кречетом.
Глаза Райады остекленели.
Она узнала сумку Спаргапы.
Саки нашли ее в персидском обозе.
- Райада! - сказала Томруз. - Ты хотела блестящих побрякушек?
Получай.
Четверо саков подтащили сумку к Райаде, с трудом приподняли и
опрокинули. На Райаду с журчащим звоном хлынул золотой поток.
Браслеты. Кольца. Серьги. Пряжки. Цепи, снятые Спаргапой с воинов
Куруша, убитых у моста. Тяжелая пряжка оцарапала ей лоб, к губам тонкой
струйкой потекла кровь.
Утопая в золоте, ослепленная его холодным блеском, оглушенная
тоскливым звоном его, Райада растерянно раскрыла алый рот.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67