Ни один настоящий охотник не нарушит охотничьих правил. Придумал ты правильно, о нашей кухне заботишься. Но не все, что легко в руки дается, брать надо.
— И ни одного зверя до пади Золотой не застрелим? — поинтересовался Алик, довольный похвалой дедушки.
— Ну, как не убить? Что можно — возьмем. Есть у меня разрешение на отстрел изюбра. Может, еще что попадется. Вот тогда наваришь мяса сколько душе угодно. От мяса мы не откажемся — это не саранча…
Экспедиция отошла уже далеко, а кабарга по-прежнему неподвижно стояла на скале.
Стланик становился ниже и реже. Видимо, ребята достигли такой высоты, какой не любило даже это неприхотливое растение.
Экспедиция остановилась на короткий привал. Дедушка велел поднять повыше голенища бродней и застегнуть тужурки. Впереди был снег. Необычно было видеть его летом. Он так сверкал под солнцем, что слепил глаза. Ни дерева, ни кустика впереди — одна голая белая сверкающая равнина. Разноголосо журча, из-под снега вытекали ручейки и терялись в камнях. Между ними кое-где робко голубели подснежники. Да, здесь, почти на вершине хребта, еще только начиналась весна.

Паша был удивлен и разочарован. Не оказалось ни ледников, ни отвесных подъемов, ни пропастей. Не нужно было привязываться веревками, вырубать топориками ступеньки. Перед ними лежал только снег, который в самом глубоком месте едва доходил до колен. Да и тот ничем не примечателен, потому что лежал здесь не вечно, а только до середины лета. Но ничего, Паша, путь далек, опасностей впереди еще много.
К полудню экспедиция поднялась на вершину.
Невольный крик восхищения вырвался у ребят. Какой великолепный открывался вид! Разноцветными искорками переливался на солнце снег. Ниже, за снегом, зеленела тайга. Кедрач выделялся темным цветом. Дальше, до самого горизонта, одна за другой тянулись волнистые линии гор. Самые дальние горы были едва видны. Они казались голубыми, как небо, и почти сливались с ним. Кое-где среди тайги виднелись редкие, крохотные лоскутки степи. Стеклышками поблескивали озера. И воздух был особенной прозрачности: будто его и нет совсем. Так раздвинулись все дали! Так ясно вокруг! Столько яркого света!
Ребята жадно смотрели на север. За какой горой, где она, падь Золотая?
Движущаяся точка внизу привлекла внимание путешественников. Не сразу они поняли, что летит самолет. Интересно его было видеть ниже себя. Это, видимо, совершал обычный осмотр тайги воздушный пожарник.
— А наверное, ему случается и над падью Золотой пролетать, — пришла вдруг Жене неожиданная мысль. — Пожалуй, случается.
— Пролетит летчик над ней и даже, конечно, не подумает, что под ним такая падь — Золотая!
— Да… А вон и Монгон, — повернулся в другую сторону дедушка.
Далеко на юге, меж гор, стлался легкий дым. Но ни одного дома ребята не могли рассмотреть, как ни старались.
— Смотрите, смотрите! Савраска!
Савраска стоял, насторожив уши, и тоже смотрел в сторону Монгона. Наташа потрепала его по шее. «Соскучился, наверное… А может, мама сейчас сюда смотрит…» — мечтательно подумала она.
Все помахали руками — до скорого свидания! — и начали спускаться с гольцов.
— Ребята! — торжественно провозгласил Паша. — Кроме геройских партизан дяди Сережи и дяди Васи, здесь не ступала нога ни одного человека!
Все со значительным видом переглянулись.
Солнце стояло еще высоко, когда экспедиция вышла в широкую падь, к первому пункту, отмеченному в «Описании».
Глава II
У ПАСТУХОВ
Падь раскинулась в ширину километра на четыре. Посреди нее чернели кусты, видимо, там протекала речка. Вспугнутый людьми, оглашая воздух пронзительными, тревожными криками, взмыл и полетел вдоль пади большой кулик-кроншнеп. Мелодичным, успокаивающим посвистом ему откликнулась другая птица. Пустельга, часто трепеща крыльями, неподвижно висела в небе, словно привязанная за ниточку. Важно вышагивали, перекликаясь, как ягодницы в лесу, журавли. Призывно кричала, даже охрипла от усердия, кряковая утка.
— Вот дичи так дичи! — закричали ребята.
— Еще бы, — важно сказал Паша, — тут не ступала нога человека!
Федя с Женей быстро разведали местность и нашли удобную полянку для ночлега и ручеек. Было еще рано, и Женя решил сбегать с Федей на разведку. Приготовить постель еще успеет. Но его остановил Боря.
— Что-то надо сказать, — проговорил он.
— Ну, Боря, вон Пашке скажи! — отмахнулся Женя. — Я хоть раз с Федькой в разведку сбегаю.
— Пашке? — Боря подумал. — Нельзя Пашке. Чего он понимает?
— Ну, говори! — Женя с сожалением посмотрел вслед Феде и обернулся к Боре.
— Про продукты. Убывают очень быстро. Уже на два дня перерасходовали… — огорченно прошептал Боря.
— На два дня? — удивился и задумался Женя.
— На два. Сами едим больше, да и лишний… — Он кивнул на Алика. — Так пойдет — плохо будет…
— Подожди. Дедушка ведь сказал, что убьем изюбра и еще что-нибудь. Когда мясо будет, мы и сэкономим. Ты не горюй.
Ребята, разговаривая, продолжали бивачные работы. Наташа чинила шаровары. Женя устраивал постель. Алик неумело, но старательно чистил картошку. Боря придирчиво следил и поучал нового помощника: толстую кожуру срезать нельзя, картошки мало. Он усердно налаживал таганки. Дедушка возился около Савраски.
Паша молча лежал на животе в траве. Наконец он вздохнул и сел:
— Женя, никак не отгадаю, что значит «Кислый». Двенадцать «кислых» придумал, и ни одно не подходит.
— Попался? Это тебе не саранчу на обед жарить, — подкусила Наташа.
— И написано почему-то с заглавной буквы, — продолжал Паша, не обращая внимания на нее. — Партизаны только большие предметы указывали:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89